| 5. Общественные институты
5.1. Гостеприимство, куначество и покровительство
Гостеприимство, по мнению российских и иностранных авторов, считалось
одной из основных добродетелей адыгов. К числу основополагающих принци-
пов гостеприимства можно отнести:
1) Сакральный (божественный) характер гостеприимства. Гость считался
посланником Бога, а дом, куда вошел гость, считался отмеченным высшими си-
лами. Видимо, одной из форм подобного отношения к гостю (когда он уподоб-
лялся едва ли не Богу) был описанный Хан-Гиреем праздник Саусрока — пер-
сонажа нартского эпоса, отмечавшийся в один из зимних дней. В кунацкой на-
крывался богатый стол, в конюшне запасали корм для лошади и ожидали появ-
ления этого мифологического героя, который, разумеется, не появлялся, "но
случайно заехавший гость заменял его, и пирующее семейство, приезд гостя
почитая за хорошее предзнаменование, с радостью угощало его”85.
2) Всеобщий характер гостеприимства, оказание которого, с одной сторо-
ны, являлось привилегией и обязанностью каждого адыга независимо от со-
словного статуса и материального достатка. В то же время, гостеприимство
также распространялось на любого вошедшего в дом человека, невзирая на его
национальность, вероисповедание, возраст, пол или степень знакомства с хо-
зяином. Из сферы гостеприимства не были изъяты даже кровные враги. В по-
следнем случае долг кровомщения отступал на второй план перед законами
гостеприимства, и хозяин обязан был принимать убийцу как любого другого
гостя, ничем не выдавая своего отношения к нему. Мстить такому человеку
дозволялась только за пределами усадьбы, когда он добровольно покинет дом.
Подобный сюжет, когда кровник находит убежище в доме убитого им человека,
является достаточно распространенным в адыгском фольклоре.
3) Безопасность священной персоны гостя полагалось отстаивать всеми
возможными способами, даже ценой жизни хозяина. Знаком добровольного
возложения на себя подобных обязанностей являлось символическое разоруже-
ние хозяином гостя, едва тот переступал порог кунацкой. Оружие при этом тут
же развешивалось по стенам гостевого дома.
Нанесение любого ущерба гостю — словами либо действием — считалось
тягчайшим преступлением и воспринималось хозяином как личное оскорбле-
ние. При этом, согласно адыгским адатам, обидчик гостя обязан был ответить
не только перед родом потерпевшего, но и заплатить особый штраф хозяину за
бесчестье дома, в котором это преступление произошло86.
Данный принцип гостеприимства не раз демонстрировал свою крайнюю
стабильность, в том числе и в эпоху реформирования судебной системы у «де-
мократических» адыгов в 1840-1850-х гг. Так, адыги, в чьих домах укрывались
нарушители закона, регулярно игнорировали право муртазаков (земской поли-
ции) на задержание преступников, по-прежнему считая позорной выдачу своих
гостей, даже явно уличенных в неблаговидных поступках87.
Гость размещался в особом гостевом доме (хьакIэщ). Это было отдельное
строение на усадьбе или вне ее, нередко имевшее собственную ограду. К нему
пристраивали конюшню или коновязь. ХьакIэщ являлся самым благоустроен-
ным помещением усадьбы, в котором кроме предметов меблировки имелись
постельные принадлежности, циновки, музыкальные инструменты.
Неписаные законы адыгского этикета оговаривали права и обязанности хо-
зяина и гостя, а также запретные действия сторон.
Так, путник мог стать гостем любого, даже незнакомого ему, хозяина, за-
ехав на любую усадьбу встреченного им селения. Время пребывания в гостях
при этом не ограничивалось. Гость также имел право на сохранение инкогнито
(тайны личности), что, однако, без веской причины считалось неприличным.
Гость должен был вести себя крайне вежливо, не доставлять лишних хло-
пот хозяевам (в том числе — не отягощать их излишне долгим пребыванием в
гостях). Непременной обязанностью являлось посещение этого же дома при
следующем визите в данное селение, чтобы не нанести оскорбления своему
старому хозяину. По этой же причине, находясь в гостях, нельзя было менять
хозяина, переходя из одного дома в другой88.
Любое, даже самое незначительное, отступление от описанных норм адыг-
ского этикета, подвергалось осуждению обществом и могло подорвать репута-
цию хозяина или гостя.
Еще более значительным событием в жизни адыгской семьи, чем приезд
рядового гостя, являлся визит кунака — близкого друга хозяина дома, особенно
если он принадлежал к иной субэтнической группе или являлся иноплеменни-
ком.
Такие лица останавливались не в обычном гостевом доме, а в доме хозяи-
на, либо (если семья была зажиточной) в специальном помещении, строившем-
ся в пределах усадьбы, предназначенном именно для близких друзей и родст-
венников. Прием кунаков обставлялся более торжественно и сопровождался
обменом подарками89.
Обычай куначества требовал от людей, связанных нерушимыми узами
дружбы, постоянной взаимопомощи и накладывал на них дополнительные вза-
имные обязательства по защите друг друга не только в границах усадьбы (как
обычного гостя), но и за ее пределами. Нередко куначеские отношения переда-
вались по наследству, на протяжении нескольких поколений связывая адыгские
семьи с представителями других народов Кавказа.
В то же время, следует отметить, что сами адыги никогда не использовали
устоявшееся в отечественном кавказоведении понятие "кунак” ("куначество”).
В Черкесии подобные отношения расценивались прежде всего как проявление и
естественное продолжение дружеских чувств, которые в результате взаимных
гостевых контактов постепенно связывали прежде незнакомых людей. Не слу-
чайно, что Хан-Гирей в "Записках о Черкесии” предпочитает говорить не о "ку-
начестве”, а о "дружестве”90.
В то же время существовало и куначество из практических соображений,
своего рода куначество-покровительство, к которому прибегали лица, в силу
обстоятельств вынужденные путешествовать по Черкесии. "Каждый иностра-
нец, без различия его происхождения и веры, имеющий влиятельного кунака в
одном из горских обществ, совершенно безопасен в этом обществе. Таким об-
разом, все иностранцы, посещавшие секретно горские племена, живущие по бе-
регу Черного моря, отправляясь из Турции, должны были иметь рекомендации
на имя шапсугских и натухайских владетельных князей, которые делались их
кунаками, то есть принимали их под свое покровительство”91. К подобным ме-
рам предосторожности прибегали обычно и армянские купцы, осуществлявшие
торговые операции во внутренних районах Черкесии. Турецкие и российские
негоцианты могли не опасаться плена и разграбления их груза на черноморском
побережье — их защищало само имя влиятельного покровителя, готового ком-
пенсировать материальные потери и моральный ущерб его кунаков в случае ка-
ких-либо эксцессов.
Не случайно, что именно разграбление дворянами Шеретлуковыми нахо-
дившегося под покровительством торгового каравана, вызвавшее бурю возму-
щения в Шапсугии, стало непосредственным поводом к началу социальных
преобразований у горных адыгов в конце XVIII в.92
В источниках неоднократно упоминаются подарки, делавшиеся кунаками
для установления и поддержания такого вида покровительства. Однако для
адыгских князей и дворян не меньшее, если не большее значение, чем матери-
альная сторона, значила сама возможность оказания покровительства, которое
из соображений престижности аристократия рассматривала как свою сословную
привилегию93.
Естественно, что к покровительству в Черкесии могли прибегать не только
иноплеменники. Гораздо шире данный институт был представлен во внутри-
адыгских отношениях. Причем сами адыги, судя по всему, покровительство
(включая и его частный случай куначества-патроната) воспринимали как свое-
образную форму гостеприимства, проистекающую из функции защиты гостя —
не случайно в адыгском языке "гость” и "клиент” (покровительствуемый) обо-
значаются одним термином "хьакIэ”94.
Как правило, покровитель (патрон) и покровительствуемый (клиент) про-
исходили из разных сословий. В качестве патрона чаще всего выступал автори-
тетный человек, принадлежавший к знатному роду и располагавший реальной
властью и влиянием на своих соплеменников.
К покровительству мог прибегнуть любой человек, чувствовавший шат-
кость своего положения и не имевший иной возможности защитить свое досто-
инство, имущество, свободу, а порой и саму жизнь. Чаще всего это были люди,
в силу обстоятельств утратившие прочные социальные связи — одинокие вдовы
и сироты; обломки вымерших или истребленных родов; изгои, отвергнутые со-
племенниками за совершенные преступления; беглецы, скрывающиеся от кро-
вомщения и др. Патрон брал клиента под защиту, при ущемлении его прав до-
бивался разрешения конфликтной ситуации в пользу подопечного, с готовно-
стью пользуясь при этом оговоренным в адатах правом взимания штрафов с ви-
новного — обидчика его клиента, что являлось одной из важнейших статей до-
ходов адыгской аристократии.
Клиент, в свою очередь, должен был оказывать патрону различные услуги.
По мере развития общественных отношений у адыгов, в патронате все более
ярко проявлялись феодальные черты, маскировавшиеся патриархальным обы-
чаем гостеприимства. Для клиента покровительство постепенно трансформиро-
валось в отношения прямой зависимости: дворянин становился вассалом быв-
шего патрона, свободный крестьянин закрепощался95.
Институт патроната выполнял у адыгов и функцию арбитражного покрови-
тельства. Согласно обычному праву, все члены адыгской общины (от дворян
высшего ранга до крепостных крестьян) избирали себе посредников-
поручителей, наблюдавших за соблюдением сторонами феодального договора и
в случае нарушения его условий обязанных урегулировать конфликт. При этом
и дворянин, обижаемый князем, и крестьянин, ставший жертвой произвола вла-
дельца, имели право временного, до разрешения тяжбы, переселения к своим
поручителям. В случае неэффективности данного вида покровительства, потер-
певшая сторона имела право обратиться к любому внешнему арбитру.
Дальнейшее развитие конфликта было чревато расторжением договорных
отношений и уходом дворян на службу к другому господину, переселением
свободных крестьян в иной аул и бегством крепостных96. Подрывался и автори-
тет сюзерена, утратившего подвластное население в силу неуживчивого харак-
тера97. Поэтому подавляющее большинство конфликтов все же удавалось раз-
решить, что демонстрировало высокую действенность арбитражного покрови-
тельства.
К этой же форме покровительства обращались и преступники, надеявшиеся
при посредничестве влиятельного патрона (у которого они укрывались до суда)
свести кровомщение к выплате "цены крови”.
Как видим, система патроната в условиях феодальной Черкесии способст-
вовала определенной гармонизации общественных отношений, сглаживая соци-
альные противоречия и препятствуя тираническим устремлениям высшей ари-
стократии.
Немаловажно, что к покровительству могли прибегать не только отдельные
личности, но и целые феодальные кланы и даже княжества в лице представите-
лей правящих династий. Чаще всего это был патронат из политических сообра-
жений, когда во время междоусобных конфликтов заведомо слабая сторона
просила помощи у могущественного покровителя.
Основной целью такого патроната являлось восстановление в полном объ-
еме властных прерогатив клиентов, чего можно было добиться принуждением
противной стороны к судебному разбирательству, либо посредством использо-
вания военной силы или угрозы ее применения.
Так, в адыгском фольклоре сохранилось предание об оказании бжедугами
покровительства князю хегаков Канбулату в его противостоянии со старшим
братом Атвонуком, что вылилось в многолетнюю военную конфронтацию98. В
конце XVIII в. те же бжедуги приняли под свою защиту дворян Шеретлуковых,
изгнанных из Шапсугии, что стало прелюдией к кровопролитной Бзиюкской
битве, предрешившей политическую судьбу Западной Черкесии на многие де-
сятилетия вперед. В 1828 г. князь Пшекуй Ахеджаков сумел подавить выступ-
ление бжедугских крестьян, обратившись за покровительством к абадзехам и
использовав для разрешения конфликта как юридические возможности шариат-
ского суда, так и военную мощь горского ополчения99.
Немаловажно, что согласно социокультурным установкам адыгов, отказать
кому-либо в просьбе о покровительстве без сокрушительного подрыва собст-
венного авторитета было невозможно. В то же время, даже обрекая свое княже-
ство на заведомое поражение, материальные и территориальные потери, пред-
видя страдания подвластных, а порой – и собственную гибель, покровитель, по
представлениям адыгов, приобретал нечто гораздо большее — славу человека,
поступившего согласно законам рыцарской чести, кодексу оркъ хабзэ.
Как нам кажется, именно в рамках теории патроната можно трактовать и
некоторые спорные моменты внешнеполитической истории адыгов — напри-
мер, взаимоотношения адыгов с Московским царством Ивана Грозного середи-
ны XVI в., в свое время однозначно преподносившиеся исследователями как
"добровольное присоединение адыгов к России”.
Усиление российского фактора в политической жизни адыгского социума в
первой половине XIX в. сказалось и на функционировании вышеупомянутых
общественных институтов. Так, введенный царским командованием в годы
Кавказской войны запрет на политические контакты между "мирными” и "не-
мирными” адыгами практически исключил наиболее последовательных против-
ников России из сферы действия гостеприимства и покровительства. В то же
время начинает приносить свои пагубные плоды российская политика социаль-
ного раскола, фактически поощрявшая бегство адыгских крестьян от своих вла-
дельцев. Распространенность этого явления показывает, что крестьяне при кон-
фликтах стали отказываться от патроната (в том числе и арбитражного) собст-
венных князей и дворян, избирая покровительство со стороны России – чаще
всего в надежде избавиться от зависимости и (или) в попытке избежать наказа-
ния за правонарушение100. Растет и число адыгских аристократов, обращаю-
щихся за покровительством к российскому командованию, к чему их подталки-
вают как карательные акции царских войск, так и непростые отношения с гор-
цами. Немаловажно, что многие из этих дворян в тщетной попытке сохранения
независимости неоднократно на протяжении войны порывают отношения со
своим коллективным патроном и переходят в лагерь прямых противников Рос-
сии. Естественно, что царское командование, изначально осмысливавшее эту
ситуацию в категориях не покровительства, а подданства, подобные попытки
квалифицирует как "измену”, "предательство” и т.д.
С окончанием завоевания Черкесии и ликвидацией ее самобытных полити-
ческих институтов, потерпела крушение и феодальная система адыгов: высшее
дворянство было лишено своих политических прерогатив и с отменой крепост-
ничества было уравнено со своими бывшими подвластными. Все это подорвало
саму основу института патроната (в том числе и патроната-куначества).
В то же время, гостеприимство и куначество, как структуры, менее зависи-
мые от политики, сохранились, хотя и в несколько урезанном виде.
5.2. Аталычество
Аталычество — форма установления искусственного родства, обычай вос-
питания детей вне родной семьи. Аталычество функционировало преимущест-
венно в среде аристократии и эпизодически среди верхушки зажиточного кре-
стьянства.
Сразу после рождения ребенок из княжеской или дворянской семьи отда-
вался на воспитание приемному отцу (аталыку), у которого находился до со-
вершеннолетия. Возвращение воспитанника домой сопровождалось многоднев-
ным праздником, аталык получал богатые дары и отныне между обеими семья-
ми устанавливались родственные связи, считавшиеся крепче кровных уз.
Существовало несколько основных разновидностей аталычества:
1) Аталычество для установления и поддержания отношений зависимости.
Подобным путем представители знати, отдававшие своих детей лицам, стояв-
шим ниже их на социальной лестнице, приобретали новых вассалов. Если же
аталыком являлся один из дворян, уже подвластных отцу ребенка, его полити-
ческий вес в обществе, в силу установления родства с могущественным сюзере-
ном, значительно возрастал101. Такие воспитатели становились наиболее дове-
ренными лицами, входили в ближайшее окружение князей или родовитых дво-
рян, им доверялось выполнение наиболее деликатных, ответственных поруче-
ний, в том числе и дипломатического характера.
Частным случаем вассального союза, закрепляемого аталычеством, явля-
лись отношения отдельных адыгских князей с крымскими ханами (и реже — с
османскими султанами), сыновья которых воспитывались в Черкесии. При этом
следует отметить, что именно институт аталычества сформировал в западноа-
дыгском обществе целое сословие — хъаныкъо (султаны), образованное потом-
ками крымских царевичей, не сумевших по разным причинам вернуться в Бах-
чисарай. Немаловажно, что крымский фактор являлся одним из важнейших во
внутренних взаимоотношениях адыгов — многие князья неоднократно вверга-
ли Черкесию в междоусобные войны, прибегая к политической и военной под-
держке Крыма, на которую они могли справедливо рассчитывать по праву ата-
лыков.
2) Как видим, военно-политическая сторона всегда являлась неотъемлемой
составляющей аталычества. Данная ипостась института воспитательства стано-
вилась доминирующей и при оформлении аталыческих отношений между пред-
ставителями разных обществ, в том числе и тогда, когда о вассалитете говорить
не приходилось. Подобные отношения могли оформляться в рамках адыгского
мира, а также связывать представителей местной знати с социальными элитами
соседних народов (что было более характерно для кабардинской аристократии).
Тем самым аталычество служило эффективным средством установления поли-
тического союзничества, связывая партнеров как равных по статусу, так и при
наличии некоторых элементов неравноправия102.
3) Аталычество с целью прекращения кровной вражды. Ш. Ногмов, живо-
писуя быт «классической» Черкесии, отмечал, что в прошлом (видимо, при от-
сутствии иной возможности избежать мести) виновный мог похитить мальчика
из рода убитого им человека и объявить себя его аталыком103. Автор середины
XIX в. К.Ф. Сталь отмечал и другую, современную ему тенденцию, когда детей
таким аталыкам отдавали уже добровольно, как одно из условий примирения
кровников; при этом выплачивалась только половина обычной «цены крови».
Так, темиргоевский князь Джембулат Болотоков, убивший хатукаевского князя
Черченокова, с целью примирения взял на воспитание его сына Темиргоя104.
Можно только предположить, что второй вариант развития событий был нова-
цией, продиктованной непомерно высокой «ценой крови» аристократов (и, пре-
жде всего, князей) – фактор, ставший особенно актуальным в Черкесии, разо-
ренной Кавказской войной.
Согласно представлениям адыгов, к аталыку традиционно предъявлялись
исключительно высокие требования. Он должен был обладать храбростью, му-
жеством, щедростью, даром оратора, иметь репутацию опытного политика, яв-
ляться знатоком обычного права и дворянского этикета оркъ хабзэ. Только та-
кой человек был способен воспитать приемного сына этикетной личностью, во-
площением основных рыцарских добродетелей, человеком, достойным своей
фамилии, способным занять подобающее ему место в сословной иерархии фео-
дальной Черкесии. Девочек, отдававшихся в чужую семью (что случалось го-
раздо реже), воспитывали жены аталыков, стремившиеся привить им качества,
достойные будущей жены, матери, хозяйки аристократического семейства.
По обычному праву адыгов, аталык одновременно мог воспитывать только
одного ребенка. В свою очередь, у подавляющего большинства дворянских де-
тей было всего по одному приемному отцу. Исключением являлись отпрыски
наиболее влиятельных политиков – так, по данным К.Ф. Сталя, Асланбек, сын
темиргоевского князя Джембулата Болотокова, последовательно воспитывался
у трех аталыков: кабардинца Кудинетова, абадзеха Хаджимукова и убыха Бер-
зека105.
У института аталычества было немало и негативных черт — так, воспита-
ние родных братьев и сестер в разных семьях приводило к их отчуждению, а в
княжеских семьях со временем могло даже стать причиной ожесточенного про-
тивостояния и междоусобных конфликтов106.
Следует отметить, что несмотря на подобные издержки, институт аталыче-
ства на протяжении длительного времени в целом успешно выполнял свои
функции — в условиях децентрализованной Черкесии, при отсутствии сильной
государственной власти, аталычество приобретало политический характер, спо-
собствуя сплочению феодальной верхушки и укреплению иерархической струк-
туры правящего класса.
Утрата Черкесией политической независимости и разрушение системы
вассалитета по окончании Кавказской войны должны были неизбежно подор-
вать основы существования института аталычества. В поствоенный период вос-
питание в чужих семьях еще изредка встречалось как реликт ушедшей в про-
шлое феодальной эпохи, как знак былой принадлежности к аристократии. Од-
нако память об аталыческих связях сохранялась во многих адыгских семьях и
десятилетия спустя после прекращения функционирования самого института
воспитательства.
5.3. Кровная месть в системе адыгского права
Юридическая система Западной Черкесии в домусульманскую эпоху осно-
вывалась на обычном праве — адате (адыгэ хэку хабзэ) и была практически
идентичной у всех групп адыгов.
Наиболее опасными в адыгском обществе считались преступления против
личности — убийство, тяжелое ранение, надругательство над женщиной, ос-
корбление (особенно — родителей), похищение засватанной невесты, немоти-
вированный развод с женой, бросавший тень на ее честь, а также оскорбление
семейной святыни (например, очага или надочажной цепи).
Согласно общественному мнению адыгов, за подобные действия преступ-
ник должен был расплачиваться собственной жизнью. Такая система внесудеб-
ной расправы с виновным получила название кровной мести.
Кровная месть являлась весьма архаичным общественным институтом,
восходящим к эпохе едва ли не первобытной древности. Мотив кровомщения
упоминается в древнейших пластах адыгского фольклора, в частности, как важ-
нейшая сюжетная основа нартских преданий о Пэтэрэзе и Ашамезе.
Будучи своеобразной формой коллективной самозащиты, кровная месть
первоначально была неограниченной — весь род потерпевшего мстил всему
роду обидчика. Однако по мере разложения родового строя, кровная месть ста-
новилась все более "отмеренной”107. Уже в исторически обозримое время круг
мстителей у адыгов был ограничен ближайшими кровными родственниками
мужского пола и только при отсутствии таковых преступника наказывали
двоюродные или троюродные братья либо родственники по линии матери (на-
пример, дядя убитого).
Кровная месть считалась священным долгом и обязанностью каждого ады-
га. Добровольный отказ от мщения был невозможен без подрыва репутации
кровника и его рода. Кровная месть не имела срока давности, в силу чего долг
мести мог передаваться по наследству и виновный наказывался спустя годы по-
сле совершения им преступления. В случае бегства преступника месть могла
обращаться против его ближайших родственников. Женщины из сферы крово-
мщения были изъяты.
Как правило, совершивший тяжкое преступление немедленно укрывался в
доме какого-либо влиятельного члена общины, при посредничестве которого
пытался урегулировать конфликт. В случае положительного исхода переговоров
дело передавалось в суд местной общины (тхьарыIо хасэ).
Адыгская система правосудия не знала таких форм общественного наказа-
ния преступников, как тюремное заключение, телесные наказания или смертная
казнь. В силу этого, основным способом примирения враждующих сторон явля-
лась система выкупных платежей, определявшаяся степенью нанесенного
ущерба. Каждый вид преступлений имел свою фиксированную сумму выкупа,
причем максимальная "цена крови” (лъэуас) была установлена за убийство.
Размеры компенсации зависели и от социального статуса сторон и прежде
всего — от места жертвы на феодальной лестнице. Как отмечал Ф. Торнау,
"адат признает постепенное значение различных сословий; и жизнь князя стоит
дороже жизни дворянина, имеющего, в свою очередь, преимущество над про-
стым вольным человеком”108. Данные суммы пересчитывались на головы круп-
ного рогатого скота, но могли выплачиваться и лошадьми, оружием, крепост-
ными крестьянами (особенно — при расчетах между дворянами). Например,
компенсация за убийство свободного крестьянина составляла 160 быков. В то
же время, "плата за кровь” адыгского князя оценивалась в колоссальную сумму
6-8 тыс. быков109, причем она взималась только при убийстве одного князя дру-
гим — лицо более низкого сословного статуса, покусившееся на жизнь священ-
ной княжеской персоны, истреблялось вместе с его семейством110.
Зависимость от ранга ответчика и жертвы проявлялась и в самой возмож-
ности замены кровной мести материальной компенсацией. Так, адыгские дво-
ряне всегда мстили своим обидчикам более низкого сословного статуса, допус-
кая уплату "цены крови” только лицами, равными себе или более знатными111.
Высокая стоимость "цены крови” делала невозможной ее выплату только
за счет семьи виновного, в силу чего эта сумма распределялась между всеми
членами его рода. Преступник, несколько раз ввергавший сородичей в расходы
по сбору "цены крови”, мог быть признан неисправимым и публично объявлял-
ся изгоем, лишенным защиты рода112.
На рубеже XVIII — XIX вв., в результате социальных преобразований у
горных адыгов, система композиций была пересмотрена в сторону сближения
выкупных платежей, ранее весьма сильно различавшихся у крестьян и дворян-
ства113. С середины 1820-х гг. система права западных адыгов начинает испы-
тывать все возрастающее воздействие мусульманского права. В результате, в
соответствии с шариатом, у "демократических” адыгов произошло окончатель-
ное уравнение платы за кровь дворян и тфокотлей — по 200 голов крупного ро-
гатого скота114. В то же время, наибом Шамиля Магомет-Амином предприни-
мались неоднократные и безуспешные попытки полностью заменить кровную
месть системой материальной компенсации.
Кровная месть стала постепенно изживаться только по окончании Кавказ-
ской войны, когда наиболее опасные правонарушения оказались вне компетен-
ции горских словесных судов и стали разбираться по законам Российской импе-
рии, при этом суровому наказанию подвергались как сами преступники, так икровоместники.Вернуться к разделам!
| |
