8. Семейный быт адыгов
Для семейного быта адыгов были характерны два основных типа семьи.Наиболее древней формой, прослеживаемой по источникам периода сред-
невековья и упоминаемой в обычном праве адыгов, была большая (патриар-
хальная) неразделенная семья (унэгъошху). Отличительным признаком такой
семьи являлось проживание в одном дворе нескольких женатых братьев, а так-
же их потомков и (если они еще были живы) родителей, предусматривавшее со-
вместное ведение общего хозяйства. Подобные трех-четырех-поколенные семьи
могли быть весьма многочисленными. Так, по оценкам Т. Лапинского, средняя
численность семей у "демократических” адыгов в конце 1850-х гг. составляла
17 человек на двор, хотя ему встречались и отдельные семьи до 100 человек178.
Характерной чертой большой семьи была общая, неразделенная собст-
венность на землю, скот, хозяйственные постройки. К личной собственности
относились оружие, одежда и украшения.
Главной причиной сохранения большой семьи являлось господство нату-
рального хозяйства, в условиях которого многоотраслевая деятельность была
возможна только в рамках крупных семейных общин. Опасение перед возмож-
ным разорением в условиях малоземелья (особенно, в горной местности), также
сдерживало разделы больших семей.
Главой подобной общины являлся старший мужчина — отец или (после
его смерти) старший из братьев, представлявший семью на уровне селения, ре-
гулировавший повседневную хозяйственную деятельность семьи, распоряжав-
шийся ее средствами, решавший все вопросы брачного характера членов семьи.
Власть отца над сыновьями была исключительно велика — за серьезный про-
ступок он мог изгнать или лишить наследства любого из них. В то же время
беспричинный деспотизм главы семьи адыгами осуждался — авторитет отца
должен был основываться не на страхе, а на уважении за мудрость, человеч-
ность, хозяйственную компетентность. Без согласия главы семьи ни один из
сыновей не мог выделиться в отдельное домохозяйство. Чаще всего разделение
большой семьи происходило уже после смерти отца. Однако еще какое-то вре-
мя формально самостоятельные малые семьи продолжали вести совместное хо-
зяйство, пока экономические возможности не позволяли им произвести реаль-
ный раздел.
Столь же большим авторитетом, что и глава семьи, пользовалась старшая
женщина (гуащэ), ведавшая вопросами домашнего хозяйства.
Другим типом семьи, существовавшим в это же время, была малая семья.
Такие образования могли состоять из семейной пары и их неженатых детей, в
других случаях могли включать и кого-нибудь из родственников мужа — одно-
го или обоих родителей, неженатого брата, незамужнюю сестру и т.д.179
Между этими двумя типами семьи существовало своеобразное динамиче-
ское равновесие — малая семья через одно поколение, не будучи подвержена
разделу, могла превратиться в большую. В свою очередь, большесемейные об-
щины могли дробиться на малые, причем данная тенденция становится прева-
лирующей на протяжении всего XIX века. К числу наиболее действенных при-
чин, способствовавших увеличению доли малых семей, следует отнести факто-
ры, прямо или косвенно связанные с Кавказской войной — регулярное уничто-
жение селений и постоянные миграции населения привели к дисперсному рас-
селению фрагментов некогда больших семей по различным аулам не только Се-
веро-Западного Кавказа, но и Османской империи. Окончательному распаду
большая семья подверглась по мере вовлечения адыгов в товарно-денежные от-
ношения, сопровождавшиеся расслоением сельской общины180.
Браки у адыгов были строго экзогамными — запрещалось вступление в
брак кровным родственникам вплоть до 7 колена, однофамильцам, а также
представителям разных фамилий, возводивших себя к общему предку. Из брач-
ной сферы исключались и родственники, приобретенные посредством искусст-
венного родства — аталычества, усыновления, молочного родства, а также ин-
дивидуального и межродового побратимства (зэтхьарIогъу — соприсяжное
братство). Игнорирование подобных запретов всегда вызывало крайнее непри-
ятие общины, приводившее к изгнанию, а нередко и к убийству нарушителей.
Исключительно редкими были браки между представителями разных сословий.
Средний возраст вступления в брак у адыгов составлял 18-25 лет для
юношей и 17-18 — для девушек.
У адыгов существовало несколько форм заключения брака, основной из
которых считался брак по сговору, то есть с обоюдного согласия сторон.
Существование такого брака было обусловлено значительной свободой
адыгской молодежи в выборе будущего спутника жизни. Юноши и девушки
могли встречаться, знакомиться и оказывать друг другу знаки внимания на сва-
дебных игрищах, вечеринках, сопровождавших обряд излечения раненого
(кIапщ). Местом времяпрепровождения молодежи были и особые девичьи ком-
наты (пшъэшъэунэ), выделявшиеся в каждом доме для девушек, достигших
брачного возраста. Именно здесь, согласно требованиям института
псэлъыхъуакIу (сватовства — от адыг. "псэ” — душа, "лъыхъон” — искать;
досл. — "поиск души”), в присутствии младшей сестры или подруги, и должно
было происходить объяснение девушки с потенциальными женихами. Случа-
лось, что к известной своими достоинствами девушке приезжали свататься
юноши и из соседних селений, и даже из отдаленных уголков Черкесии. При
этом в ситуации сватовства обеими сторонами активно использовался хъорыбз
— образный, иносказательный язык игрового ухаживания181.
Девушка, сделавшая свой выбор, через посредников ставила об этом в из-
вестность родителей. В случае их согласия на этот брак, молодые обменивались
залогом верности (Iэуж) и назначалась дата увоза невесты.
Подобная разновидность сватовства становится у адыгов преобладающей
в XIX — начале XX вв.
В более ранний период, в эпоху господства авторитарной большой семьи,
инициатива заключения брака исходила от родителей жениха, они же подыски-
вали невесту и, в случае взаимного согласия молодых, отправляли сватов к ро-
дителям девушки. Наиболее часто к такой форме брака прибегали представите-
ли феодальной верхушки, для которых матримониальные связи были одним из
способов приобретения политических союзников.
Существовали и более редкие разновидности брака по сговору. Так, со-
гласно колыбельному обручению, семьи, желавшие породниться, заключали со-
глашение, что их новорожденные сын и дочь поженятся по достижении брачно-
го возраста. Изредка практиковались левиратный брак (когда вдова выходила
замуж за брата умершего мужа) и сорорат (брак с сестрой умершей жены), счи-
тавшиеся целесообразными с точки зрения воспитания осиротевших детей.
Иной формой брака у адыгов являлось умыкание, имевшее три разновид-
ности: 1) насильственное похищение — вопреки воле девушки и ее родных; 2)
увод невесты с ее согласия и против воли родителей; 3) уход невесты или фик-
тивное похищение по соглашению всех заинтересованных сторон.
Существование подобной формы брака объясняется как экономическими,
так и морально-психологическими мотивами:
1) похититель стремился заставить девушку и ее родственников смириться
с браком — в противном случае, даже силой отобранная у незадачливого жени-
ха, она считалась "обесчещенной” и утрачивала шансы когда-либо выйти за-
муж;
89
2) в то же время, похититель надеялся при примирении добиться от сто-
роны невесты существенного уменьшения уасэ (брачного платежа, калыма), а в
случае фиктивного умыкания — избавиться от предсвадебных расходов;
3) в адыгском обществе кража невесты, связанная с риском для жизни,
могла восприниматься молодежью как проявление удали.
В то же время адыги, считавшие умыкание антиобщественным поступком,
всегда пытались бороться с его проявлениями, относя их к категории тягчайших
преступлений, согласно обычному праву наказуемых по закону кровной мести.
Однако, в силу объективных социальных причин, изжить умыкание не удава-
лось — так, по этнографическим данным, в предреволюционные годы, в силу
обнищания народных масс, "наблюдалась тенденция к вытеснению брака по
сговору браком уводом и в особенности браком уходом”182.
Главным поводом оставалась крайне высокая стоимость брачного выкупа,
исчислявшаяся в сотнях русских рублей серебром. Размеры уасэ были различ-
ными у адыгских субэтносов и зависели от сословного статуса, внешних данных
и хозяйственных навыков невесты, причем за девушку платили больше, чем за
вдову. Высшие сословия могли выплачивать калым оружием, лошадьми, крепо-
стными крестьянами, остальные — скотом.
Свадьба у адыгов представляла целый комплекс обрядов и действий ма-
гического характера, призванных обеспечить благополучие молодой семье. Не-
мало было и моментов, отражавших давно пройденные этапы общественных
отношений (в частности — переход от матрилокальности к патрилокальности).
Собственно свадебные торжества начинались у адыгов с поездки за невес-
той. В состав свадебного поезда, возглавляемого зрелыми, авторитетными муж-
чинами, входили молодые родственники и друзья жениха. Сам жених, хотя и
участвовал в поездке, избегал встречи со своими старшими родственниками и в
доме невесты не появлялся.
Увоз невесты сопровождался ритуальным противодействием со стороны
ее родных и односельчан — поезжанам приходилось платить "почти что за ка-
ждый шаг: за вставание невесты, за ее выход из комнаты, со двора, за право
тронуться в путь”183. Кроме этого, у них отбирали (или обменивали на худшую)
одежду, подвергали насмешкам, а при выезде верховых со двора им приходи-
лось отражать атаки местной молодежи, вооруженной палками (обряд имено-
вался "къорэгъзау” — палочная война). Невесту увозил в седле коня родствен-
ник или близкий друг жениха; в более позднее время ее усаживали на арбу или
в фаэтон.
При этом невесту нередко везли не в дом жениха, а в "чужой дом” (обряд
"тещэрыпI”), где она могла находиться от недели до 2-3 месяцев (позже срок
постепенно сократился до нескольких дней). На это время, а также на период
свадьбы жених, соблюдая обычай избегания со своими родителями, поселялся в
другом, чаще заранее выбранном доме (обряд "шъэоекIолIэжь”). Посредством
этих обрядов фактически устанавливались отношения искусственного родства
(аталычества) между семьями жениха и невесты и хозяевами "чужих домов”.
По прошествии определенного обычаями срока, невесту увозили в родной
дом жениха, где все было готово к свадьбе. По представлениям адыгов, свадьба
являлась делом не только одной семьи, но и всего рода жениха, и даже всего
селения. В свадебных приготовлениях, заготовке продуктов, размещении гос-
тей, свадебных церемониях принимали участие все родственники и соседи се-
мьи жениха. Число участников свадьбы могло исчисляться сотнями, свадебные
игрища продолжались от одного дня (у наименее состоятельных простолюди-
нов) до семи (у знати). Свадьба являлась самым ярким, запоминающимся собы-
тием в жизни местной общины.
Основными элементами свадебного обряда являлись:
* привоз невесты и ее ввод в брачное помещение (лэгъун), где она находи-
лась несколько дней до начала "большой свадьбы”. Здесь же совершался обряд
мусульманского бракосочетания (нэчыхь). Если вопрос с калымом был урегули-
рован, молодой супруг мог тайно навещать свою жену. В первую брачную ночь
местная молодежь устраивала свадебную обструкцию. Демонстрация невинно-
сти невесты наутро была обязательна;
* ввод невестки в большой дом (чему предшествовал "уход бабки” жениха)
с обрядами приобщения к очагу, знакомства со старшими родственниками му-
жа и свекровью;
* ввод невестки в дома родственников мужа;
* ввод невестки в кухню (как правило, совершался на следующий день по-
сле большой свадьбы).
При этом все перечисленные церемонии "первого шага”, начиная с приво-
за невесты, сопровождались зачастую уже не осознаваемыми магическими дей-
ствиями — стрельбой из ружей, невесте мазали губы смесью масла и меда,
осыпали орехами, монетами, при входе в помещения под ноги укладывали ба-
ранью шкуру или шелковую ткань.
Основные этапы свадьбы сопровождались застольем с угощением глав-
ных действующих лиц, ритуальными тостами и благопожеланиями, а также
танцами, военно-спортивными играми (скачки, джигитовка, борьба за кожу,
стрельба в цель и др.).
При этом, у черноморских шапсугов в силу их меньшей исламизации и
относительной изоляции, наблюдалась бо?льшая архаика свадебных обрядов по
сравнению с другими адыгами.
По прошествии некоторого времени после основных торжеств (от не-
скольких дней до нескольких лет) устраивались обряды послесвадебного этапа.
К их числу относились:
* раздача вещей новобрачной родственникам жениха (нысэтын);
* возвращение новобрачного в родной дом, сопровождавшееся церемонией
"примирения”, символизировавшей окончание им свадебного избегания стар-
ших родственников (шъэощэжь);
* первое хождение невестки за водой, после чего она получала возмож-
ность выходить со двора и посещать соседей;
* первая послесвадебная поездка невестки к своим родителям (тыщас) —
совершалась через несколько месяцев или даже год после свадьбы. Именно в
момент пребывания дома она наделялась приданым (тыщырых);
* первые взаимные визиты родителей молодых (блэгъакIо), сопровождав-
шиеся застольем и взаимными дарами, окончательно скрепляли родство двух
семей;
* первый визит зятя к родственникам жены (мэхъулъэгъашхэ).
Молодая семья размещалась в отдельном доме на родительской усадьбе, в
позднейшее время брачное помещение пристраивалось к "большому дому”, со-
храняя отдельный вход.
Невестка должна была соблюдать обычаи избегания с родителями мужа.
Но если со свекровью она могла видеться уже с момента свадьбы, а разговари-
вать — спустя еще несколько месяцев (после обмена подарками), то свекра она
избегала годами, а то и на протяжении всей жизни. Соблюдался и обычай вза-
имного избегания супругов — считалось предосудительным, если мужа и жену
увидят вместе в доме, на усадьбе или за ее пределами. Осуждалось и излишнее
проявление эмоций, в силу чего нормой поведения в семье была сдержанность.
Взаимоотношения в семье строились на принципах адыгского этикета,
предусматривавшего взаимное уважение, предупредительность и такт. Несмот-
ря на главенство мужчин, женская часть семьи (и особенно — мать) пользова-
лась исключительным уважением и почитанием. По мере возможности женщин
старались оградить от тяжелых работ. Особой заботой была окружена молодая
невестка, которой первые год-два семейной жизни не позволяли работать в по-
ле, доить коров, готовить пищу.
Еще большего внимания и заботы удостаивалась невестка, ожидающая
ребенка. Она была обязана соблюдать пищевые ограничения и поведенческие
запреты, чтобы не нанести вреда здоровью и внешности будущего ребенка.
Роды принимала профессиональная повитуха, имевшаяся в каждом селе-
нии. Для облегчения родов она прибегала к имитативной магии, например, от-
пирала замки и развязывала узлы.
В честь рождения ребенка (особенно — мальчика) устраивали праздник с
угощением, обрядовыми играми (например, лазание за призами по гладкому
столбу).
Правом имянаречения у адыгов пользовались не родители, а старшие род-
ственники, соседи, знакомые. Наряду с традиционными именами, адыгами ис-
пользовались и иноязычные, со временем пополнявшие местный антропоними-
кон — с тюркскими, иранскими корнями ("бэч”, "мырзэ”, "джэрый”, "хьан”,
"темыр”, "къан” и др.), по мере исламизации популярными становились му-
сульманские имена.
Особыми ритуалами сопровождались и другие значимые события детско-
го цикла — укладывание в колыбель (кушъэхапхэ), первое обрезание ногтей,
первый шаг, прорезывание зубов, первое бритье головы, выпадение первого зу-
ба.
Большое значение имело трудовое воспитание детей, которых с 6-8 лет
постепенно приучали помогать старшим по хозяйству. Особое внимание обра-
щали на формирование полоролевых стереотипов — в мальчиках стремились
развить активное начало, храбрость, мужество, в девочках — мягкость, скром-
ность, толерантность. Для мальчиков немаловажным было и владение оружием,
навыки верховой езды. Подростки из княжеско-дворянских семей занимались
исключительно военной подготовкой под руководством своих аталыков. При
этом, если у крестьян знаком вступления юноши во взрослую жизнь был его
первый выход на пахоту, то для дворянской молодежи своеобразной возрастной
инициацией было первое участие в походах.
Одной из краеугольных задач воспитания являлось усвоение детьми кано-
нов адыгской этики (адыгагъэ). При этом господствующим императивом, ос-
новной идеей, пронизывающей адыгскую педагогику, являлся своеобразный
поведенческий аскетизм, предусматривавший всемерную сдержанность, неко-
торую отстраненность и соблюдение дистанции во взаимоотношениях родите-
лей и детей, опосредованность межпоколенной передачи этической культуры.
Адыгская этика осуждала излишнюю эмоциональность, в силу чего де-
монстрация взаимной привязанности, родительской или сыновней любви долж-
на была осуществляться не в словесной форме, не во внешнем проявлении
чувств, а в рамках допустимого кодексом адыгэ шэнхабзэ. Проявление иных
манер было равнозначно "потере лица”, утрате чести (напэ). В силу этого, при
всей строгости воспитания, на детей воздействовали не запретом, не наказани-
ем, а убеждением и собственным примером — ребенок должен был осознать,
что его ненормативное поведение может нанести вред репутации родителей,
семьи и рода в целом.
Глубокое уважение и почитание отца и матери выражалось в беспреко-
словном им подчинении, в постоянной заботе о них, в строжайшем соблюдении
поведенческих запретов.
9. Народное искусство адыгов
9.1. Фольклор
Древнейшим прозаическим жанром адыгского фольклора являются мифы.
У адыгов, как и у других народов мира, существовали свои представления о
творении мира и первых людей. Дошедшие до нашего времени фрагменты
адыгских мифологических текстов повествуют о постепенном, эволюционном
пути образования космоса из первичного хаоса в незапамятные времена, "когда
мир еще лишь создавался”, "земля только затвердевала” и "возводили наше не-
бо с помощью сети”184. В более позднее время адыги уже связывали появление
Вселенной и человека с актом божественного творения высшего существа
Тхьэшхо.
Мифологические персонажи действуют и в иных, более молодых жанрах
фольклора и прежде всего — в эпосе, являясь связующим звеном между време-
нами мифологическим и эпическим.
Нартский эпос был представлен в фольклоре многих народов Кавказа, од-
нако именно у адыгов (наряду с осетинами) он бытовал наиболее широко.
Нартские тексты повествуют о деяниях легендарных воителей нартов, на-
селявших Кавказ задолго до появления обычных людей (хотя существовали и
фольклорные версии о происхождении адыгов от нартов). Эпос распадается на
целый ряд циклов, посвященных отдельным героям, каждый из которых имеет
свой неповторимый образ, характер и жизненный путь. Это родившийся из
камня, а потому неуязвимый, хитрый и находчивый Саусырыкъо; идеальный
рыцарь, гроза внешних врагов Шэбатыныкъо; сын нарта и женщины из племе-
ни карликов-испов Пэтэрэз; храбрый воин и лирический герой Iащэмэз и др.
Исключительно важное место занимают в эпосе женские персонажи. Так, Сэ-
тэнай-гуащэ, в разных вариантах сказаний выступающая как мать и жена мно-
гих нартских героев, является воплощением красоты, обладает магическими
способностями и почитается нартами за мудрые советы. Весьма яркими и дос-
товерными являются и образы "светлорукой” Адыиф, красавицы Акуандэ, пре-
красно владеющей даром иносказания Малчыпхъу.
Эпический мир населен мифологическими чудовищами — иныжами, с ко-
торыми сражаются нарты. Бог земледелия Тхьагъэлыдж, покровитель ското-
водства Амыщ, первый кузнец Лъэпшъ в эпосе представлены как "культурные
герои”, творцы, осваивающие, а затем передающие нартам хозяйственные и ре-
месленные навыки. Культурные деяния, более характерные для мифа, совер-
шаются и нартами — так, мотив обретения огня, отвоеванного Сосруко у ины-
жа, является одним из основных в эпосе; изобретение адыгской свирели (къа-
мыл) приписывалось Ашамезу185. Связь мифа и эпоса проявляется и в ряде
сверхъестественных черт, присущих некоторым персонажам, как, например, не-
уязвимость рожденного из камня Сосруко.
В нартском эпосе встречаются сюжеты, дающие обширный материал для
осмысления религиозных воззрений предков адыгов (культы камня, огня, ме-
талла, языческие божества), а также способные пролить свет на эволюцию ар-
хаичных человеческих общностей в целом (упоминаемые в эпосе пережитки
группового брака и матриархата, убийство стариков, обычай кровной мести, во-
енная демократия и ее разложение и др.). Подобные сюжеты свидетельствуют о
глубокой древности нартского эпоса, основное ядро которого сформировалось
еще в середине I тыс. до н.э., в эпоху раннего железа.
Другие жанры адыгской словесности сформировались в более позднее
время. К ним относятся историко-героические сказания (тхыдэ) о вымышлен-
ных (например, Чэчанэкъо Чэчан) или реальных персонажах. Одним из самых
любимых адыгами героев сказаний был Айдэмыркъан — защитник народа от
произвола феодалов – возможно, реальное историческое лицо, жившее в XVI
веке186.
Жанр преданий (таурыхъ) отличается исключительной реалистичностью и
отсутствием сверхъестественных событий и персонажей. Так, исторические
предания рассказывают о наиболее значительных фактах адыгской истории —
нашествиях врагов, битвах, народных восстаниях, подвигах героев. В преданиях
топонимического характера описываются исторические (или псевдоисториче-
ские) события, проливающие свет на происхождение географических терминов.
Эпонимические предания, повествуя об историческом пути адыгов и описывая
их перемещения в пределах исторической родины и за пределами Кавказа, объ-
ясняют происхождение отдельных субэтносов и их названий, а также излагают
историю "изобретения” обычаев, правовых и моральных норм, установления
социальной организации и т.д.187
В адыгских легендах (хъишъэ) происходят невероятные события, объяс-
няемые проявлением или вмешательством божественных или мистических сил.
Иногда персонажами легенд, наряду с людьми, могут быть боги и демониче-
ские существа (уды и др.). Первоначально являвшиеся отражением языческого
мироощущения, легенды по мере исламизации адыгов заимствовали целый
пласт мусульманских сюжетов и персонажей — Аллаха, пророка (пегъымбар)
Мухаммеда и других святых, а также шайтанов и джиннов188.
К событиям относительно недавнего прошлого (реальным или вполне воз-
можным) были обращены народные новеллы-хабары (къэбар). Характерной
особенностью хабаров является их краткость, одноэпизодичность, отсутствие
побочных сюжетных линий, что, кстати, отличает этот жанр от преданий. Тако-
вы, например, исторические хабары о деяниях героев периода Кавказской вой-
ны. В сатирических новеллах, также весьма популярных в народе, осуждаются
или откровенно высмеиваются отдельные лица, зачастую — князья, иноземные
ханы, служители культа, воспевается находчивость положительных персонажей.
Порой достаточно было одной меткой, вовремя сказанной фразы, чтобы стать
героем хабара, поскольку умение владеть словом всегда высоко ценилось ады-
гами189.
Исключительно важными в системе межпоколенной трансмиссии культуры
являлись адыгские притчи (гъэсэтхыд), носившие явный нравоучительный,
воспитательный характер. В фольклоре было немало притч, посвященных иде-
альным героям, вопреки обстоятельствам строго следовавшим канонам адыг-
ской этики и потому ставших олицетворением мужества, гостеприимства,
скромности и других ценимых адыгами качеств. Немаловажно, что в притчах
соблюдение положительных норм — трудолюбия, честности, правдивости и др.
— всегда в итоге вознаграждается190.
Особенностью сказок (пшысэ) был подчеркнуто фантастический сюжет и
ориентация на счастливый конец. Сказки также не были лишены некоторой на-
зидательности. В волшебных сказках герои нередко путешествуют за пределы
обитаемого мира, демонстрируют сверхъестественные способности, сражаются
с мифическими персонажами (например, сказки «Курджымыкъо Лаурсэн»,
«Мышъэм ыкъо Шъау» и др.). В сказках о животных звери и птицы наделены
речью и вполне человеческими чертами характера, что позволяло сочинителямсказок в аллегорической форме высмеивать людские пороки.
