| 8. Семейный быт адыгов Для семейного быта адыгов были характерны два основных типа семьи. Наиболее древней формой, прослеживаемой по источникам периода сред- невековья и упоминаемой в обычном праве адыгов, была большая (патриар- хальная) неразделенная семья (унэгъошху). Отличительным признаком такой семьи являлось проживание в одном дворе нескольких женатых братьев, а так- же их потомков и (если они еще были живы) родителей, предусматривавшее со- вместное ведение общего хозяйства. Подобные трех-четырех-поколенные семьи могли быть весьма многочисленными. Так, по оценкам Т. Лапинского, средняя численность семей у "демократических” адыгов в конце 1850-х гг. составляла 17 человек на двор, хотя ему встречались и отдельные семьи до 100 человек178. Характерной чертой большой семьи была общая, неразделенная собст- венность на землю, скот, хозяйственные постройки. К личной собственности относились оружие, одежда и украшения. Главной причиной сохранения большой семьи являлось господство нату- рального хозяйства, в условиях которого многоотраслевая деятельность была возможна только в рамках крупных семейных общин. Опасение перед возмож- ным разорением в условиях малоземелья (особенно, в горной местности), также сдерживало разделы больших семей. Главой подобной общины являлся старший мужчина — отец или (после его смерти) старший из братьев, представлявший семью на уровне селения, ре- гулировавший повседневную хозяйственную деятельность семьи, распоряжав- шийся ее средствами, решавший все вопросы брачного характера членов семьи. Власть отца над сыновьями была исключительно велика — за серьезный про- ступок он мог изгнать или лишить наследства любого из них. В то же время беспричинный деспотизм главы семьи адыгами осуждался — авторитет отца должен был основываться не на страхе, а на уважении за мудрость, человеч- ность, хозяйственную компетентность. Без согласия главы семьи ни один из сыновей не мог выделиться в отдельное домохозяйство. Чаще всего разделение большой семьи происходило уже после смерти отца. Однако еще какое-то вре- мя формально самостоятельные малые семьи продолжали вести совместное хо- зяйство, пока экономические возможности не позволяли им произвести реаль- ный раздел. Столь же большим авторитетом, что и глава семьи, пользовалась старшая женщина (гуащэ), ведавшая вопросами домашнего хозяйства. Другим типом семьи, существовавшим в это же время, была малая семья. Такие образования могли состоять из семейной пары и их неженатых детей, в других случаях могли включать и кого-нибудь из родственников мужа — одно- го или обоих родителей, неженатого брата, незамужнюю сестру и т.д.179 Между этими двумя типами семьи существовало своеобразное динамиче- ское равновесие — малая семья через одно поколение, не будучи подвержена разделу, могла превратиться в большую. В свою очередь, большесемейные об- щины могли дробиться на малые, причем данная тенденция становится прева- лирующей на протяжении всего XIX века. К числу наиболее действенных при- чин, способствовавших увеличению доли малых семей, следует отнести факто- ры, прямо или косвенно связанные с Кавказской войной — регулярное уничто- жение селений и постоянные миграции населения привели к дисперсному рас- селению фрагментов некогда больших семей по различным аулам не только Се- веро-Западного Кавказа, но и Османской империи. Окончательному распаду большая семья подверглась по мере вовлечения адыгов в товарно-денежные от- ношения, сопровождавшиеся расслоением сельской общины180. Браки у адыгов были строго экзогамными — запрещалось вступление в брак кровным родственникам вплоть до 7 колена, однофамильцам, а также представителям разных фамилий, возводивших себя к общему предку. Из брач- ной сферы исключались и родственники, приобретенные посредством искусст- венного родства — аталычества, усыновления, молочного родства, а также ин- дивидуального и межродового побратимства (зэтхьарIогъу — соприсяжное братство). Игнорирование подобных запретов всегда вызывало крайнее непри- ятие общины, приводившее к изгнанию, а нередко и к убийству нарушителей. Исключительно редкими были браки между представителями разных сословий. Средний возраст вступления в брак у адыгов составлял 18-25 лет для юношей и 17-18 — для девушек. У адыгов существовало несколько форм заключения брака, основной из которых считался брак по сговору, то есть с обоюдного согласия сторон. Существование такого брака было обусловлено значительной свободой адыгской молодежи в выборе будущего спутника жизни. Юноши и девушки могли встречаться, знакомиться и оказывать друг другу знаки внимания на сва- дебных игрищах, вечеринках, сопровождавших обряд излечения раненого (кIапщ). Местом времяпрепровождения молодежи были и особые девичьи ком- наты (пшъэшъэунэ), выделявшиеся в каждом доме для девушек, достигших брачного возраста. Именно здесь, согласно требованиям института псэлъыхъуакIу (сватовства — от адыг. "псэ” — душа, "лъыхъон” — искать; досл. — "поиск души”), в присутствии младшей сестры или подруги, и должно было происходить объяснение девушки с потенциальными женихами. Случа- лось, что к известной своими достоинствами девушке приезжали свататься юноши и из соседних селений, и даже из отдаленных уголков Черкесии. При этом в ситуации сватовства обеими сторонами активно использовался хъорыбз — образный, иносказательный язык игрового ухаживания181. Девушка, сделавшая свой выбор, через посредников ставила об этом в из- вестность родителей. В случае их согласия на этот брак, молодые обменивались залогом верности (Iэуж) и назначалась дата увоза невесты. Подобная разновидность сватовства становится у адыгов преобладающей в XIX — начале XX вв. В более ранний период, в эпоху господства авторитарной большой семьи, инициатива заключения брака исходила от родителей жениха, они же подыски- вали невесту и, в случае взаимного согласия молодых, отправляли сватов к ро- дителям девушки. Наиболее часто к такой форме брака прибегали представите- ли феодальной верхушки, для которых матримониальные связи были одним из способов приобретения политических союзников. Существовали и более редкие разновидности брака по сговору. Так, со- гласно колыбельному обручению, семьи, желавшие породниться, заключали со- глашение, что их новорожденные сын и дочь поженятся по достижении брачно- го возраста. Изредка практиковались левиратный брак (когда вдова выходила замуж за брата умершего мужа) и сорорат (брак с сестрой умершей жены), счи- тавшиеся целесообразными с точки зрения воспитания осиротевших детей. Иной формой брака у адыгов являлось умыкание, имевшее три разновид- ности: 1) насильственное похищение — вопреки воле девушки и ее родных; 2) увод невесты с ее согласия и против воли родителей; 3) уход невесты или фик- тивное похищение по соглашению всех заинтересованных сторон. Существование подобной формы брака объясняется как экономическими, так и морально-психологическими мотивами: 1) похититель стремился заставить девушку и ее родственников смириться с браком — в противном случае, даже силой отобранная у незадачливого жени- ха, она считалась "обесчещенной” и утрачивала шансы когда-либо выйти за- муж; 89 2) в то же время, похититель надеялся при примирении добиться от сто- роны невесты существенного уменьшения уасэ (брачного платежа, калыма), а в случае фиктивного умыкания — избавиться от предсвадебных расходов; 3) в адыгском обществе кража невесты, связанная с риском для жизни, могла восприниматься молодежью как проявление удали. В то же время адыги, считавшие умыкание антиобщественным поступком, всегда пытались бороться с его проявлениями, относя их к категории тягчайших преступлений, согласно обычному праву наказуемых по закону кровной мести. Однако, в силу объективных социальных причин, изжить умыкание не удава- лось — так, по этнографическим данным, в предреволюционные годы, в силу обнищания народных масс, "наблюдалась тенденция к вытеснению брака по сговору браком уводом и в особенности браком уходом”182. Главным поводом оставалась крайне высокая стоимость брачного выкупа, исчислявшаяся в сотнях русских рублей серебром. Размеры уасэ были различ- ными у адыгских субэтносов и зависели от сословного статуса, внешних данных и хозяйственных навыков невесты, причем за девушку платили больше, чем за вдову. Высшие сословия могли выплачивать калым оружием, лошадьми, крепо- стными крестьянами, остальные — скотом. Свадьба у адыгов представляла целый комплекс обрядов и действий ма- гического характера, призванных обеспечить благополучие молодой семье. Не- мало было и моментов, отражавших давно пройденные этапы общественных отношений (в частности — переход от матрилокальности к патрилокальности). Собственно свадебные торжества начинались у адыгов с поездки за невес- той. В состав свадебного поезда, возглавляемого зрелыми, авторитетными муж- чинами, входили молодые родственники и друзья жениха. Сам жених, хотя и участвовал в поездке, избегал встречи со своими старшими родственниками и в доме невесты не появлялся. Увоз невесты сопровождался ритуальным противодействием со стороны ее родных и односельчан — поезжанам приходилось платить "почти что за ка- ждый шаг: за вставание невесты, за ее выход из комнаты, со двора, за право тронуться в путь”183. Кроме этого, у них отбирали (или обменивали на худшую) одежду, подвергали насмешкам, а при выезде верховых со двора им приходи- лось отражать атаки местной молодежи, вооруженной палками (обряд имено- вался "къорэгъзау” — палочная война). Невесту увозил в седле коня родствен- ник или близкий друг жениха; в более позднее время ее усаживали на арбу или в фаэтон. При этом невесту нередко везли не в дом жениха, а в "чужой дом” (обряд "тещэрыпI”), где она могла находиться от недели до 2-3 месяцев (позже срок постепенно сократился до нескольких дней). На это время, а также на период свадьбы жених, соблюдая обычай избегания со своими родителями, поселялся в другом, чаще заранее выбранном доме (обряд "шъэоекIолIэжь”). Посредством этих обрядов фактически устанавливались отношения искусственного родства (аталычества) между семьями жениха и невесты и хозяевами "чужих домов”. По прошествии определенного обычаями срока, невесту увозили в родной дом жениха, где все было готово к свадьбе. По представлениям адыгов, свадьба являлась делом не только одной семьи, но и всего рода жениха, и даже всего селения. В свадебных приготовлениях, заготовке продуктов, размещении гос- тей, свадебных церемониях принимали участие все родственники и соседи се- мьи жениха. Число участников свадьбы могло исчисляться сотнями, свадебные игрища продолжались от одного дня (у наименее состоятельных простолюди- нов) до семи (у знати). Свадьба являлась самым ярким, запоминающимся собы- тием в жизни местной общины. Основными элементами свадебного обряда являлись: * привоз невесты и ее ввод в брачное помещение (лэгъун), где она находи- лась несколько дней до начала "большой свадьбы”. Здесь же совершался обряд мусульманского бракосочетания (нэчыхь). Если вопрос с калымом был урегули- рован, молодой супруг мог тайно навещать свою жену. В первую брачную ночь местная молодежь устраивала свадебную обструкцию. Демонстрация невинно- сти невесты наутро была обязательна; * ввод невестки в большой дом (чему предшествовал "уход бабки” жениха) с обрядами приобщения к очагу, знакомства со старшими родственниками му- жа и свекровью; * ввод невестки в дома родственников мужа; * ввод невестки в кухню (как правило, совершался на следующий день по- сле большой свадьбы). При этом все перечисленные церемонии "первого шага”, начиная с приво- за невесты, сопровождались зачастую уже не осознаваемыми магическими дей- ствиями — стрельбой из ружей, невесте мазали губы смесью масла и меда, осыпали орехами, монетами, при входе в помещения под ноги укладывали ба- ранью шкуру или шелковую ткань. Основные этапы свадьбы сопровождались застольем с угощением глав- ных действующих лиц, ритуальными тостами и благопожеланиями, а также танцами, военно-спортивными играми (скачки, джигитовка, борьба за кожу, стрельба в цель и др.). При этом, у черноморских шапсугов в силу их меньшей исламизации и относительной изоляции, наблюдалась бо?льшая архаика свадебных обрядов по сравнению с другими адыгами. По прошествии некоторого времени после основных торжеств (от не- скольких дней до нескольких лет) устраивались обряды послесвадебного этапа. К их числу относились: * раздача вещей новобрачной родственникам жениха (нысэтын); * возвращение новобрачного в родной дом, сопровождавшееся церемонией "примирения”, символизировавшей окончание им свадебного избегания стар- ших родственников (шъэощэжь); * первое хождение невестки за водой, после чего она получала возмож- ность выходить со двора и посещать соседей; * первая послесвадебная поездка невестки к своим родителям (тыщас) — совершалась через несколько месяцев или даже год после свадьбы. Именно в момент пребывания дома она наделялась приданым (тыщырых); * первые взаимные визиты родителей молодых (блэгъакIо), сопровождав- шиеся застольем и взаимными дарами, окончательно скрепляли родство двух семей; * первый визит зятя к родственникам жены (мэхъулъэгъашхэ). Молодая семья размещалась в отдельном доме на родительской усадьбе, в позднейшее время брачное помещение пристраивалось к "большому дому”, со- храняя отдельный вход. Невестка должна была соблюдать обычаи избегания с родителями мужа. Но если со свекровью она могла видеться уже с момента свадьбы, а разговари- вать — спустя еще несколько месяцев (после обмена подарками), то свекра она избегала годами, а то и на протяжении всей жизни. Соблюдался и обычай вза- имного избегания супругов — считалось предосудительным, если мужа и жену увидят вместе в доме, на усадьбе или за ее пределами. Осуждалось и излишнее проявление эмоций, в силу чего нормой поведения в семье была сдержанность. Взаимоотношения в семье строились на принципах адыгского этикета, предусматривавшего взаимное уважение, предупредительность и такт. Несмот- ря на главенство мужчин, женская часть семьи (и особенно — мать) пользова- лась исключительным уважением и почитанием. По мере возможности женщин старались оградить от тяжелых работ. Особой заботой была окружена молодая невестка, которой первые год-два семейной жизни не позволяли работать в по- ле, доить коров, готовить пищу. Еще большего внимания и заботы удостаивалась невестка, ожидающая ребенка. Она была обязана соблюдать пищевые ограничения и поведенческие запреты, чтобы не нанести вреда здоровью и внешности будущего ребенка. Роды принимала профессиональная повитуха, имевшаяся в каждом селе- нии. Для облегчения родов она прибегала к имитативной магии, например, от- пирала замки и развязывала узлы. В честь рождения ребенка (особенно — мальчика) устраивали праздник с угощением, обрядовыми играми (например, лазание за призами по гладкому столбу). Правом имянаречения у адыгов пользовались не родители, а старшие род- ственники, соседи, знакомые. Наряду с традиционными именами, адыгами ис- пользовались и иноязычные, со временем пополнявшие местный антропоними- кон — с тюркскими, иранскими корнями ("бэч”, "мырзэ”, "джэрый”, "хьан”, "темыр”, "къан” и др.), по мере исламизации популярными становились му- сульманские имена. Особыми ритуалами сопровождались и другие значимые события детско- го цикла — укладывание в колыбель (кушъэхапхэ), первое обрезание ногтей, первый шаг, прорезывание зубов, первое бритье головы, выпадение первого зу- ба. Большое значение имело трудовое воспитание детей, которых с 6-8 лет постепенно приучали помогать старшим по хозяйству. Особое внимание обра- щали на формирование полоролевых стереотипов — в мальчиках стремились развить активное начало, храбрость, мужество, в девочках — мягкость, скром- ность, толерантность. Для мальчиков немаловажным было и владение оружием, навыки верховой езды. Подростки из княжеско-дворянских семей занимались исключительно военной подготовкой под руководством своих аталыков. При этом, если у крестьян знаком вступления юноши во взрослую жизнь был его первый выход на пахоту, то для дворянской молодежи своеобразной возрастной инициацией было первое участие в походах. Одной из краеугольных задач воспитания являлось усвоение детьми кано- нов адыгской этики (адыгагъэ). При этом господствующим императивом, ос- новной идеей, пронизывающей адыгскую педагогику, являлся своеобразный поведенческий аскетизм, предусматривавший всемерную сдержанность, неко- торую отстраненность и соблюдение дистанции во взаимоотношениях родите- лей и детей, опосредованность межпоколенной передачи этической культуры. Адыгская этика осуждала излишнюю эмоциональность, в силу чего де- монстрация взаимной привязанности, родительской или сыновней любви долж- на была осуществляться не в словесной форме, не во внешнем проявлении чувств, а в рамках допустимого кодексом адыгэ шэнхабзэ. Проявление иных манер было равнозначно "потере лица”, утрате чести (напэ). В силу этого, при всей строгости воспитания, на детей воздействовали не запретом, не наказани- ем, а убеждением и собственным примером — ребенок должен был осознать, что его ненормативное поведение может нанести вред репутации родителей, семьи и рода в целом. Глубокое уважение и почитание отца и матери выражалось в беспреко- словном им подчинении, в постоянной заботе о них, в строжайшем соблюдении поведенческих запретов.
9. Народное искусство адыгов 9.1. Фольклор
Древнейшим прозаическим жанром адыгского фольклора являются мифы. У адыгов, как и у других народов мира, существовали свои представления о творении мира и первых людей. Дошедшие до нашего времени фрагменты адыгских мифологических текстов повествуют о постепенном, эволюционном пути образования космоса из первичного хаоса в незапамятные времена, "когда мир еще лишь создавался”, "земля только затвердевала” и "возводили наше не- бо с помощью сети”184. В более позднее время адыги уже связывали появление Вселенной и человека с актом божественного творения высшего существа Тхьэшхо. Мифологические персонажи действуют и в иных, более молодых жанрах фольклора и прежде всего — в эпосе, являясь связующим звеном между време- нами мифологическим и эпическим. Нартский эпос был представлен в фольклоре многих народов Кавказа, од- нако именно у адыгов (наряду с осетинами) он бытовал наиболее широко. Нартские тексты повествуют о деяниях легендарных воителей нартов, на- селявших Кавказ задолго до появления обычных людей (хотя существовали и фольклорные версии о происхождении адыгов от нартов). Эпос распадается на целый ряд циклов, посвященных отдельным героям, каждый из которых имеет свой неповторимый образ, характер и жизненный путь. Это родившийся из камня, а потому неуязвимый, хитрый и находчивый Саусырыкъо; идеальный рыцарь, гроза внешних врагов Шэбатыныкъо; сын нарта и женщины из племе- ни карликов-испов Пэтэрэз; храбрый воин и лирический герой Iащэмэз и др. Исключительно важное место занимают в эпосе женские персонажи. Так, Сэ- тэнай-гуащэ, в разных вариантах сказаний выступающая как мать и жена мно- гих нартских героев, является воплощением красоты, обладает магическими способностями и почитается нартами за мудрые советы. Весьма яркими и дос- товерными являются и образы "светлорукой” Адыиф, красавицы Акуандэ, пре- красно владеющей даром иносказания Малчыпхъу. Эпический мир населен мифологическими чудовищами — иныжами, с ко- торыми сражаются нарты. Бог земледелия Тхьагъэлыдж, покровитель ското- водства Амыщ, первый кузнец Лъэпшъ в эпосе представлены как "культурные герои”, творцы, осваивающие, а затем передающие нартам хозяйственные и ре- месленные навыки. Культурные деяния, более характерные для мифа, совер- шаются и нартами — так, мотив обретения огня, отвоеванного Сосруко у ины- жа, является одним из основных в эпосе; изобретение адыгской свирели (къа- мыл) приписывалось Ашамезу185. Связь мифа и эпоса проявляется и в ряде сверхъестественных черт, присущих некоторым персонажам, как, например, не- уязвимость рожденного из камня Сосруко. В нартском эпосе встречаются сюжеты, дающие обширный материал для осмысления религиозных воззрений предков адыгов (культы камня, огня, ме- талла, языческие божества), а также способные пролить свет на эволюцию ар- хаичных человеческих общностей в целом (упоминаемые в эпосе пережитки группового брака и матриархата, убийство стариков, обычай кровной мести, во- енная демократия и ее разложение и др.). Подобные сюжеты свидетельствуют о глубокой древности нартского эпоса, основное ядро которого сформировалось еще в середине I тыс. до н.э., в эпоху раннего железа. Другие жанры адыгской словесности сформировались в более позднее время. К ним относятся историко-героические сказания (тхыдэ) о вымышлен- ных (например, Чэчанэкъо Чэчан) или реальных персонажах. Одним из самых любимых адыгами героев сказаний был Айдэмыркъан — защитник народа от произвола феодалов – возможно, реальное историческое лицо, жившее в XVI веке186. Жанр преданий (таурыхъ) отличается исключительной реалистичностью и отсутствием сверхъестественных событий и персонажей. Так, исторические предания рассказывают о наиболее значительных фактах адыгской истории — нашествиях врагов, битвах, народных восстаниях, подвигах героев. В преданиях топонимического характера описываются исторические (или псевдоисториче- ские) события, проливающие свет на происхождение географических терминов. Эпонимические предания, повествуя об историческом пути адыгов и описывая их перемещения в пределах исторической родины и за пределами Кавказа, объ- ясняют происхождение отдельных субэтносов и их названий, а также излагают историю "изобретения” обычаев, правовых и моральных норм, установления социальной организации и т.д.187 В адыгских легендах (хъишъэ) происходят невероятные события, объяс- няемые проявлением или вмешательством божественных или мистических сил. Иногда персонажами легенд, наряду с людьми, могут быть боги и демониче- ские существа (уды и др.). Первоначально являвшиеся отражением языческого мироощущения, легенды по мере исламизации адыгов заимствовали целый пласт мусульманских сюжетов и персонажей — Аллаха, пророка (пегъымбар) Мухаммеда и других святых, а также шайтанов и джиннов188. К событиям относительно недавнего прошлого (реальным или вполне воз- можным) были обращены народные новеллы-хабары (къэбар). Характерной особенностью хабаров является их краткость, одноэпизодичность, отсутствие побочных сюжетных линий, что, кстати, отличает этот жанр от преданий. Тако- вы, например, исторические хабары о деяниях героев периода Кавказской вой- ны. В сатирических новеллах, также весьма популярных в народе, осуждаются или откровенно высмеиваются отдельные лица, зачастую — князья, иноземные ханы, служители культа, воспевается находчивость положительных персонажей. Порой достаточно было одной меткой, вовремя сказанной фразы, чтобы стать героем хабара, поскольку умение владеть словом всегда высоко ценилось ады- гами189. Исключительно важными в системе межпоколенной трансмиссии культуры являлись адыгские притчи (гъэсэтхыд), носившие явный нравоучительный, воспитательный характер. В фольклоре было немало притч, посвященных иде- альным героям, вопреки обстоятельствам строго следовавшим канонам адыг- ской этики и потому ставших олицетворением мужества, гостеприимства, скромности и других ценимых адыгами качеств. Немаловажно, что в притчах соблюдение положительных норм — трудолюбия, честности, правдивости и др. — всегда в итоге вознаграждается190. Особенностью сказок (пшысэ) был подчеркнуто фантастический сюжет и ориентация на счастливый конец. Сказки также не были лишены некоторой на- зидательности. В волшебных сказках герои нередко путешествуют за пределы обитаемого мира, демонстрируют сверхъестественные способности, сражаются с мифическими персонажами (например, сказки «Курджымыкъо Лаурсэн», «Мышъэм ыкъо Шъау» и др.). В сказках о животных звери и птицы наделены речью и вполне человеческими чертами характера, что позволяло сочинителямсказок в аллегорической форме высмеивать людские пороки.
Вернуться к разделам!
| |