| 1. Культура первичного производства Территория Северо-Западного Кавказа, прародина адыгов, представляет собой уникальное явление в силу непрерывности этнических процессов, проте- кавших здесь с древнейших времен: вплоть до конца Кавказской войны в этом регионе не происходило кардинальной смены населения. Данная этническая преемственность обусловила непрерывность и местной хозяйственной тради- ции. Еще в эпоху ранней бронзы в данном регионе сложился своеобразный хо- зяйственно-культурный тип, основанный на сочетании мотыжного земледелия и многоотраслевого животноводства с разведением крупного и мелкого рогатого скота и свиней1. В последующие эпохи симбиоз земледелия и скотоводства сохраняется при их одновременном качественном изменении и структурном усложнении. Так, осваивается плуг и уже в античную эпоху высокоразвитое пашенное земледелие меотов оказывается способно поставлять зерно на экспорт. Наиболее распро- страненными культурами являлись местные — просо, пшеница, ячмень, в меньшей мере – рожь, овес; в более позднее время заимствуется и осваивается кукуруза. Коневодство, зачатки которого прослеживаются еще с эпохи ранней бронзы2, со временем начинает играть особую роль в хозяйстве и становится одним из самых престижных занятий адыгской феодальной аристократии. В то же время свиноводство, по мере утверждения у адыгов ислама, постепенно ис- чезает. Утрачивает свои позиции и рыболовство — если в период античности и средневековья рыба в значительной мере дополняла пищевой рацион местного населения, будучи к тому же одной из важнейших статей экспорта, то впослед- ствии эта традиция была утрачена в пользу земледельческо-скотоводческой мо- дели хозяйства и мясо-молочно-зерновой системы питания. В то же время, в связи с ростом населения, идет процесс более полной хо- зяйственной адаптации к различным ландшафтным зонам региона. Осваивается отгонная форма скотоводства, связавшая воедино альпийские и равнинные па- стбища; совершенствуется техника землепользования в горах3. Идеальная сбалансированность основных форм хозяйства становилась осо- бенно заметной в годы вражеских нашествий, когда земледелие на равнине ус- тупало первенство более динамичному скотоводству. Крайним вариантом раз- вития событий являлся уход населения с плоскости в горы, которые при этом становились опорной базой сопротивления, а горное хозяйство — экономиче- ской основой выживания этноса. И лишь спустя некоторое время, с уходом или, наоборот, оседанием пришельцев, начинался обратный процесс заселения этни- ческой территории, восстанавливался статус-кво между равнинной и горной формами хозяйства и равновесие земледелия и скотоводства. В эпоху классической Черкесии культура первичного производства адыгов основывалась на сочетании пашенного земледелия с отгонным скотоводством и коневодством, дополняемых пчеловодством, птицеводством, садоводством и овощеводством. Частью хозяйственной инфраструктуры являлись также и раз- нообразные домашние промыслы и ремесла. При этом существовало достаточно большое количество локальных вари- антов культуры первичного производства, которые в основном совпадали с гра- ницами расселения адыгских субэтносов. Данная вариативность определялась целым комплексом показателей: общим уровнем развития и соотношением ве- дущих отраслей — земледелия и животноводства у различных групп адыгов; сочетанием вспомогательных отраслей; преобладающей системой земледелия; подбором сельскохозяйственных культур; степенью развития отраслей живот- новодства; наличием сезонных пастбищ, их расположением и другими менее значимыми факторами. Так, на равнине господствовала экстенсивная переложно-залежная систе- ма земледелия. На участке целинной или залежной земли первые год-два сажа- ли просо, затем — пшеницу, кукурузу, ячмень и другие культуры, после чего земля "отдыхала” или на 5-10 лет отводилась под сенокос. Для проса же, требо- вавшего всегда свежей земли, выбирался новый участок и хозяйственный цикл повторялся. Землю пахали тяжелым (так называемым "адыгским”) плугом, в который запрягали три-четыре пары волов. Подобная система земледелия с подъемом в горы постепенно сменялась иной, носившей интенсивный характер и позволявшей достичь разумного ком- промисса между природой и хозяйственными потребностями многочисленного горского населения. Участок земли, подсечно-огневым способом высвобожден- ный из-под леса, разделялся на 4-5 частей, каждая из которых по очереди около 5 лет использовалась под пахоту, а остальное время находилась под пастби- щем4. Дефицит удобной земли заставлял горцев прибегать к террасированию крутых склонов. Лесозащитные полосы (естественные или искусственно насаж- давшиеся) и водоотводные канавы предотвращали разрушение почвы дожде- выми потоками и ветром. Этому же способствовала и продуманная схема чере- дования культур: вначале сеяли просо или кукурузу, имевшие глубокий корень, затем — пшеницу или рожь5, причем использовали особые сорта этих злаков, адаптированные к местному климату. Повсеместно применялись удобрение и орошение земли. Для неглубокой распашки тонкого слоя горного чернозема использовалось особое пахотное орудие типа рала с однопарной упряжкой во- лов. Подобная система землепользования, названная И.Н. Клингеном "лесо- хлебной”6, позволяла десятилетиями эксплуатировать горные участки без ущерба для плодородия почвы. Садоводство (знаменитые "черкесские сады”) было наиболее развито у шапсугов, абадзехов и натухайцев, виноградарство — на Черноморском побе- режье7. Пчеловодство, дававшее мед прекрасного качества, получило распро- странение по всему Северо-Западному Кавказу8. Заслуженной репутацией опытных коневодов пользовались равнинные адыги. Многовековая селекция позволила вывести прославленную адыгскую породу лошади*, в рамках которой существовало несколько локальных вариан- тов, именовавшихся по фамилиям кабардинских, западноадыгских и абазинских заводчиков: шъэолэхъу, бэчкъан, трам, къундет, хьагъундэкъо, абыкъу и мн. др.9 Крупный рогатый скот разводился всеми равнинными адыгами (и особенно — бжедугами и кубанскими шапсугами), что объясняется большей, чем в горах, потребностью в тягловой силе при распашке земли тяжелым плугом, а в более позднее время — и постоянным спросом на рабочих волов в соседних казачьих станицах. Мелкий рогатый скот распространен был повсеместно, причем доля коз в стаде заметно увеличивалась с продвижением в горно-лесную зону10. Наличие и периодичность использования сезонных пастбищ во многом определялись особенностями рельефа и высотой местности над уровнем моря. Так, альпийскими лугами в качестве летних пастбищ располагали адыги, оби- тавшие в горной местности восточнее линии Белая — Пшеха (прежде всего — абадзехи), население Большой и Малой Шапсугии использовало разнотравные участки в верховьях Афипса и Пшиша, бжедуги — прикубанские равнины (а до расселения казаков-черноморцев — и правобережье Кубани), темиргоевцы и махошевцы — междуречье Лабы и Кубани, бесленеевцы — бассейн Урупа и его притоков, а на крайнем западе адыгского ареала сезонные перегоны скота вообще сводились к минимуму ввиду сосредоточения зимних и летних пастбищ в пределах Натухайской равнины11. Тесно ассоциированные с адыгами убыхи, согласно источникам, держали свой скот на летних пастбищах Верхней Абадзе- хии12. Вышеописанная модель адыгского хозяйства, складывавшаяся на протя- жении столетий, была существенно деформирована в ходе Кавказской войны. Специфический характер военных действий в Закубанье не позволял царскому командованию решить черкесскую проблему в нескольких генеральных сраже- ниях, что заставило российскую сторону скорректировать тактику и дополнить основные методы покорения адыгов средствами экономического давления. К числу таковых относились: захват важнейших экономических центров Западной Черкесии; постепенное оттеснение "непокорных” адыгов с равнин в горы, со- провождавшееся строительством кордонных линий и казачьей колонизацией отторгнутых у коренного населения земель; сезонные экспедиции, направляв- шиеся в Закубанье по завершении там годичного цикла сельскохозяйственных работ; фуражировки отдельных российских отрядов и гарнизонов укреплений. Подобные мероприятия наносили невосполнимый ущерб культуре первичного производства западных адыгов, поскольку приводили к разрушению всей хо- зяйственной сферы, вызывали земельное утеснение и провоцировали голод. К числу факторов косвенного характера следует отнести разрыв экономи- ческих связей (в том числе и торговых) как внутри самой Западной Черкесии, так и с ее соседями; изъятие значительной части рабочих рук из производствен- ной сферы. Одним из важнейших факторов являлись и постоянные вынужденные ми- грации населения, приводившие к деградации хозяйства и требовавшие всемер- ной (хозяйственной и психологической) адаптации к новым природным услови- ям. К факторам психологического плана, видимо, можно отнести и ощущение нестабильности, возникавшее у прифронтового населения, хозяйство которого в условиях военного прессинга находилось под угрозой заведомого уничтожения. Эта ситуация усугублялась отсутствием реальных прав на землю, поскольку российское командование, не считавшееся при переселениях "мирных” адыгов с границами княжеств и фактически отменившее обычное земельное право до- военного периода, в то же время в условиях продолжающейся войны было не в состоянии (да и не желало) законодательно закрепить землю за ее номинальны- ми владельцами. Наряду с количественными изменениями (общим падением объемов про- изводства), налицо были и качественные (структурные) изменения. Имела место отраслевая переориентация хозяйства, когда земледелие, как более рискованная форма деятельности, утрачивала ведущие позиции в пользу скотоводства13. Состояние обрабатывающей промышленности адыгов зависело не только от внутренних потребностей, но и внешнего спроса. В силу высокой престиж- ности адыгской аристократической культуры, продукция местных ремесленни- ков, и, прежде всего — оружие, конский убор, одежда и проч., пользовалась широкой популярностью у соседних народов Кавказа и казачества, а порою вы- возилась и за пределы региона. Внешнеторговые связи Северо-Западного Кав- каза были исключительно широки. Так, еще в X в. аль-Масуди отмечал вывоз из Касогии "в соседние страны ислама” дорогой льняной ткани особого сорта14. К середине XVIII в., по обстоятельным сведениям К. Пейсонеля, ежегодно из Черкесии в Крым, а оттуда в Польшу, Молдавию, Валахию, Россию и Турцию вывозилось 5-6 тыс. шт. верхнего платья ("чекмен”), 50-60 тыс. шаровар, 200 тыс. бурок, 5-6 тыс. сыромятных кож15. Все это свидетельствует о том, что мно- гие ремесла — оружейное, ювелирное, кожевенное, седельное, производство одежды — уже приобрели мелкотоварный характер и стали целенаправленно работать на внешний рынок. С падением Крымского ханства адыги лишились его необозримого рынка, поступательное развитие промышленности было прервано, товарность ремесла резко упала. Новые торговые партнеры Черкесии — Турция и Россия — рас- сматривали ее только в качестве источника поступления сырья, что и обуслови- ло практически полное отсутствие ремесленной продукции в структуре адыг- ского экспорта, а торговая блокада, установленная Россией после заключения Адрианопольского мира, лишила адыгских ремесленников последней возмож- ности выхода на внешний рынок. В условиях Кавказской войны опережающее развитие получили отрасли, ориентированные на производство военной продукции — оружия и амуниции, пороха, бурок, седел и конского убора, а также реме?сла, позволявшие хоть в ка- кой-то мере сгладить последствия войны, как, например, циновочное, постав- лявшее продукцию, необходимую в условиях регулярного разрушения жилищ- ной сферы. Окончание катастрофической по своим последствиям войны привело к кардинальным переменам в культуре первичного производства адыгов, по- скольку изменилась сама среда обитания и условия хозяйственной деятельности коренного населения Северо-Западного Кавказа. Из высших соображений государственной безопасности вся горно-лесная зона региона была «очищена» от адыгов, а их немногочисленные группы, избе- жавшие вынужденного переселения в Турцию, были сконцентрированы глав- ным образом в прикубанских округах, отделенных от нагорной полосы цепью казачьих станиц. Столь резкое изменение этнодемографической ситуации в За- кубанье повлекло за собой и неизбежную трансформацию хозяйственного об- лика региона. В рамках деформированного хозяйственно-культурного типа пре- кратил существование или сократил ареал распространения целый ряд его ло- кальных вариантов, ранее широко представленных на покинутых адыгами тер- риториях. Так, последний очаг горной формы хозяйства у адыгов Северо- Западного Кавказа сохранился в Причерноморье – небольшая группа шапсугов, получившая в 1870-1880-х гг. разрешение вернуться на прежние места обита- ния, вскоре восстановила «лесо-хлебную» систему земледелия, тесно сопря- женную с отгонным скотоводством и эксплуатацией лесосадов. Адыги, поселенные на прикубанской равнине, тоже оказались вынуждены приспосабливаться к принципиально новой политической и экономической си- туации послевоенного времени. Особенно тяжело этот процесс протекал у ады- гов-горцев, прежде обитавших в совершенно иных природно-климатических и хозяйственных условиях. А.Н. Дьячков-Тарасов, одним из первых обративший внимание на эту проблему, писал: "Невольно мысль кавказоведа обращается к нижнекубанским горцам, особенно к потомкам нагорных абадзехов, шапсугов, с 60-х годов прошлого столетия живущих в несвойственной их природе геогра- фической и бытовой обстановке. Роскошная картина нагорного хозяйства верх- них бассейнов притоков Кубани, наблюдавшаяся в 40-х и 50-х годах прошлого века, когда горы кипели жизнью; когда ущелья Псекупса, Абина, Пшиша, Пше- хи, Белой, Шахе, обоих Лаб, были покрыты садами, где среди яблочных, гру- шевых, черешневых, ореховых деревьев прятались серые группы саклей и дво- ровых построек абадзехов ... ; когда тысячные стада бродили по нагорным па- стбищам Луганак, Тубийского плоскогорья (верховья Пшехи и Белой "Схагуа- ше”), в настоящее время сменилась картиной убогого хлебопашного хозяйства, переживающего депрессию... Земли, отведенные адыгам, оказались гораздо худшими по качеству и ус- ловиям хозяйственной деятельности, чем выделенные казакам: заболоченные, малярийные, регулярно затопляемые водами Кубани17, значительная часть ко- торых к тому же была «непригодна под более высокие культуры, как пшеница, подсолнух и т.п.»18. Участки земли были явно недостаточными для использова- ния прежней переложно-залежной системы с преимущественным возделывани- ем проса, требовавшей значительных земельных ресурсов. Малоземелье выну- дило адыгов к интенсификации полеводческого хозяйства посредством перехо- да к трех- или четырехпольной системе с усовершенствованным севооборотом, что отныне позволяло выращивать не только привычные злаки, но и новые культуры, имевшие рыночный характер. Статистические данные свидетельствуют, что наиболее предприимчивая часть адыгов уже через несколько лет преодолела кризисную ситуацию и даже приспособила свои хозяйства к новым, товарно-денежным отношениям, актив- но включившись в торговлю пшеницей, рожью, кукурузой, а в более позднее время поставляя на рынок подсолнечник, гречиху, картофель, табак19. В значи- тельной степени этому способствовало распространение новых орудий труда, а также увеличение запашки на общинных и арендованных у казаков землях. В свою очередь, это привело к сокращению пастбищных участков в ущерб живот- новодству, постепенно уступившему первенство земледелию. Изменяется и внутриотраслевая структура адыгского животноводства: в отличие от пришед- шего в упадок коневодства, сохраняет свои позиции разведение крупного рога- того скота (и, особенно, рабочих волов для пашенного земледелия). Постепенно исчезает высокопродуктивная горная порода крупного рогатого скота, которая вытесняется черноморской породой, либо скрещивается с последней в целях приспособления к равнинным условиям20. Зримым свидетельством разрушения прежней натуральности хозяйства являлось и вовлечение в рыночные отношения адыгского ремесла и домашних промыслов, а также востребованность промышленной ("городской”) продукции адыгским населением. Одновременно наблюдалось численное уменьшение специалистов в сфере наиболее тонких, узкоспециализированных ремесел — оружейном и ювелир- ном, что можно объяснить разрывом преемственности в годы Кавказской войны и конкуренцией со стороны промышленной продукции. Недостаток мастеров стал восполняться дагестанскими отходниками, работавшими в традиционной адыгской манере. Новой тенденцией стало появление в аулах небольших торговых заведе- ний, в поисках дополнительного дохода открывавшихся выходцами из местной среды, что являлось еще одним свидетельством постепенного изживания тра- диционно негативного отношения адыгов к коммерческой деятельности. Появ- ляются и первые предприниматели, основой благосостояния которых было уже не сельское хозяйство, а торгово-промышленный капитал. Олицетворением та- кого удачливого купца, предпринимателя и мецената в сознании адыгов начала XX века являлся Л.Н. Трахов21, занимавшийся промышленным производством, торговлей лесом и недвижимостью, кредитованием, оказанием посреднических услуг и т.д. В целом на протяжении всего послевоенного периода адыгская экономика постепенно стала утрачивать свою характерную замкнутость, все более подчи- няясь законам рынка и становясь неотъемлемой частью общероссийского эко- номического пространства.
2. Жилищно-поселенческий комплекс
Поселения и жилища адыгов Северо-Западного Кавказа в прошедшие эпо- хи демонстрировали значительное разнообразие форм, определявшееся особен- ностями рельефа, политической ситуацией в регионе, а также социальным уст- ройством и хозяйственными занятиями местного населения. Весьма наглядно эти факторы сказывались на форме и планировке поселе- ний. Так, аулы, располагавшиеся на равнине, отличались упорядоченной (по- квартальной и уличной) планировкой и относительно плотной застройкой, когда усадьбы примыкали одна к другой. Размеры таких селений могли быть весьма значительны, включая по несколько десятков и даже сотен дворов. Более пересеченный рельеф диктовал выбор иных форм поселений. В гор- но-лесной местности аулы могли состоять всего из нескольких усадеб, а в высо- когорье могли вообще приобретать однодворную форму. Густо заселенные реч- ные долины, по свидетельствам авторов первой половины XIX века, порою представляли собой "непрерывную цепь хуторов”22, в живописном беспорядке разбросанных по реке и ее притокам. Селения получали наименования по фа- милии феодального владельца или первопоселенца, по наиболее многочислен- ной фамилии в ауле. Нередкими были и названия топонимического характера, подчеркивавшие географическую локализацию населенного пункта. При выборе места под поселение учитывались защитные свойства окру- жающего ландшафта, нередко дополнявшиеся искусственными оборонитель- ными сооружениями. Одним из самых ранних примеров такого рода является поселение Мешоко эпохи бронзы, располагавшееся на труднодоступном мысу и огражденное монументальной каменной стеной23. Можно упомянуть и тради- цию строительства укрепленных цитаделей в меотских и раннесредневековых поселениях, возводившихся на естественных возвышенностях24. В ситуации прямой военной угрозы роль защитных сооружений возрастала. Не случайно, что российские и иностранные авторы, посещавшие Черкесию в XVII – начале XIX в., то есть в эпоху внешних вторжений (крымской, а затем и российской экспансии) и внутренних столкновений, относили различные элементы форти- фикации (валы, бревенчатые и плетневые ограды, оборонительно- наблюдательные башни и т.д.) к числу непременных деталей внутренней струк- туры адыгских поселений25. Нескончаемые боевые действия периода Кавказ- ской войны превратили равнинные аулы в мощные оборонительные комплексы, по периметру обносившиеся многорядным плетнем (зачастую, с забутовкой), частоколом, завалами из древесных стволов или колючего кустарника. Адыги- горцы, проживавшие в селениях разбросанной планировки, наоборот, стреми- лись выносить фортификационные сооружения за пределы жилой зоны, перего- раживая завалами речные долины и лесные дороги. Наряду с усадьбами и оградами, в состав поселенческого комплекса входи- ли и места общественного назначения. Так, своеобразными центрами притяже- ния в селениях с древних времен являлись места проведения хасэ (совета), гос- тевой дом (хьакIэщ) владельца аула или другого влиятельного лица, а также кузница, являвшаяся своеобразным мужским клубом. С момента исламизации адыгов новыми сакральными центрами становятся мечети, выступающие и в качестве организующего центра селения при его застройке. Важнейшим куль- товым сооружением являлось кладбище. Традиционная адыгская усадьба состояла из трех изолированных дворов — главного (жилого), скотного и хозяйственного, обнесенных общей оградой. Ос- новное жилое помещение усадьбы — дом главы семьи (унэшхо) — по мере возможности, если позволял ландшафт, устанавливалось фасадом на юг27. Ря- дом возводились отдельные дома для женатых сыновей хозяина. Здесь же, по периметру главного двора, ставились и хозяйственные постройки — конюшня, курятник, летняя кухня, хлебная печь, зернохранилища, навесы для сельскохо- зяйственной утвари и арбы. Центральная часть двора не застраивалась — сво- бодное пространство использовалось для ритуалов жизненного цикла — здесь играли свадьбы, проходили похоронно-поминальные обряды. На скотном дворе ставились сарай и кормушки для скота. Хозяйственный двор предназначался для обмолота хлеба и хранения запасов сена. Туалеты – мужской и женский – располагались поодаль друг от друга, в самых укромных местах усадьбы. Непременной особенностью каждой адыгской усадьбы являлось наличие гостевого дома (хьакIэщ), который ставился на периферии жилого двора близ ворот. ХьакIэщ нередко огораживался, к гостевому дому пристраивалась ко- нюшня. Такой дворик иногда выносился и за пределы усадьбы. Естественно, что эта классическая схема адыгской усадьбы могла иметь большое количество вариантов в зависимости от рельефа местности, хозяйст- венной специализации, имущественного положения и социального статуса хо- зяина, состава его семьи. Так, дворы горной усадьбы могли располагаться усту- пами. При наличии свободного пространства пристраивались дополнительные дворы – для молодняка, дойных коров28, пчельник29. Традиционное адыгское жилище представляло собой прямоугольное в плане многокамерное сооружение с двумя изолированными входами. Количест- во комнат зависело от половозрастного состава семьи. Однокамерными явля- лись только хьакIэщ и дома женатых сыновей. Основным строительным материалом для жилища (как, впрочем, и для всех сооружений усадьбы) являлся турлук — обмазанный глиной плетень. Че- тырехскатная крыша жилища покрывалась камышом, соломой или осокой; в Причерноморской Шапсугии использовался и папоротник30. Для защиты от до- ждевой влаги и летнего зноя по всему периметру (или только по фасаду) дома устраивался навес, опиравшийся на деревянные колонны*. Дом строился без фундамента, полы были земляные, обмазанные глиной. Потолок, первоначаль- но представлявший собой плетеные конструкции, промазанные глиной, к сере- дине XIX в. еще не являлся обязательным элементом жилища и его наличие за- частую зависело от материальных возможностей и социального статуса семьи. Турлучные постройки в случае необходимости могли легко разбираться (для чего места стыков делали разъемными), а наиболее трудоемкие детали перево- зиться на новое место и неоднократно использоваться. Дома знати отличались от жилищ простолюдинов только размерами, буду- чи аналогичны в конструктивном отношении. Единственным исключением, по свидетельству Хан-Гирея, были изредка встречавшиеся у аристократов дере- вянные потолки и тесовые крыши. Немаловажно, что в более ранние эпохи на Северо-Западном Кавказе от- мечалось бо?льшее разнообразие технологических приемов в строительстве. Так, в период античности наряду с турлуком (с основой из одно- и двухрядного плетня) использовались камень и сырцовый (саманный) кирпич. Из камня, в ча- стности, были сложены мощные крепостные стены и дворцовые постройки Се- мибратнего городища (предполагаемой резиденции синдских царей), а также, по свидетельству Диодора Сицилийского (I в. до н.э.) – замок царя фатеев Ари- фарна34*. Каменные крепости существовали на Северо-Западном Кавказе еще в эпоху раннего средневековья – как на Черноморском берегу, так и на север- ном склоне хребта. Постепенная архаизация домостроительных приемов началась на Северо- Западном Кавказе уже в послемонгольское время37 и, видимо, была связана с частыми вторжениями кочевников. Перманентное давление Степи, вызвавшее резкое усиление подвижности местного населения, обусловило и преобладание более простой технологии, в разных вариантах известной в данном регионе со времен Майкопской культуры III тыс. до н.э.38 Легкое, быстровозводимое тур- лучное жилище оказалось идеально приспособлено к частым перемещениям, вызванным военным бытом адыгов. Уже в XV в. подобная ситуация стала на- столько привычной, что, по словам итальянского миссионера Джорджио Инте- риано, строительство каменного дома, согласно представлениям адыгов, было равнозначно собственному признанию в трусости39. Немаловажно, что турлуч- ное жилище хорошо сочеталось и с экстенсивной переложно-залежной систе- мой земледелия равнинных адыгов, требовавшей регулярных перемещений. К тому же турлучные дома лучше, чем каменные, соответствовали местным кли- матическим условиям. В горных районах Причерноморской Шапсугии, Абадзехии, Натухая и Убыхии утвердился иной локальный вариант адыгского жилища – срубный дом. В силу естественной природной защиты и интенсивной формы хозяйства селения здесь были менее подвижны, что позволяло полнее использовать имеющиеся ресурсы строительных материалов. Дома возводились из цельных бревен или «досок» – расколотых надвое бревен-плах либо слегка подтесанных топором стволов. Кровля была, скорее всего, двускатной тесовой40. Из бревен или досок, наряду с турлуком, сооружались и хозяйственные постройки горской усадьбы, в частности, амбары41. Ареал распространения таких домов стал резко сокращаться в годы Кавказской войны – по мере продвижения линии фронта все дальше в горную местность, турлучные сооружения стали вытеснять сруб- ные, для восстановления которых требовались значительные затраты сил и вре- мени. Еще большие усилия были необходимы для строительства и возобновления двухуровневых домов-резиденций, которые, возможно, под влиянием турецкой городской культуры, пыталась возводить черкесская знать. Непрактичность по- добных сооружений, обреченных на заведомое уничтожение в ходе российской агрессии, еще раз подчеркнула идеальную приспособленность турлучного дома к военному быту адыгов. Для отопления и приготовления пищи в адыгском жилище устраивался очаг каминного типа (джэныкъу) с надочажной трубой-дымарем (онджэкъ), сооружавшейся по той же технологии, что и стены дома. У кубанских адыгов очаг чаще располагался у продольной или боковой наружной стены, ближе к противоположному от двери углу. У причерноморских шапсугов очаги могли примыкать к внутренней перегородке, а у бесленеевцев А.А. Миллер зафикси- ровал положение очага в особой нише, выдававшейся за пределы фасадной сте- ны42. Очаг являлся священным местом дома, символическим центром, относи- тельно которого определялась престижность занимаемого места. Столь же аскетичным, как и само жилище, был интерьер адыгского дома. Наиболее ценные вещи, например, старинное оружие, праздничная одежда, по- стельные принадлежности, хранились в сундуках, стоявших у стен. Посуда и кухонная утварь находились в настенных шкафчиках. Кровати могли быть де- ревянными или (у наименее состоятельных) представлять собой земляное воз- вышение. Принадлежностью универсального характера, без которой ни один адыг не представлял своего дома, были циновки (пIуаблэ), изготовлявшиеся из рогоза и служившие в качестве паласов, ковров или настенных панно, жестких матрасов. Военный быт формировал и свою эстетику — главным украшением дома считалось оружие хозяина и гостей, развешанное по стенам дома на спе- циально вбитых для этого колышках, что порою придавало адыгским жилищам облик военного арсенала. Следует отметить, что сугубо сельской модель жилищно-поселенческого комплекса адыгов была не всегда. Уже с эпохи античности традиции городской культуры охватывали и Северо-Западный Кавказ, особенно отчетливо проявля- ясь в приморских районах – зоне интенсивных межэтнических контактов. Го- родские центры региона были традиционно полиэтничны – наряду с коренным населением в них в разные эпохи проживали и колонисты – греки, итальянцы, а также представители других народов. Застройка этих городов производилась с использованием архитектурных достижений античной, а позже средневековой западной и восточной культур. В то же время немалое число адыгов осваивало иноэтничное городское жилище, оказавшись за пределами Черкесии в силу практики военного отходничества, либо став жертвами системы военного раб- ства (подобно мамлюкам египетского султаната). Кавказская война значительно расширила этот перечень, дополнив его адыгами, служившими в "туземных” подразделениях — Кавказско-горском полуэскадроне (Санкт-Петербург) и Анапском горском полуэскадроне, аманатами (заложниками), а также пленны- ми, высылавшимися в Россию. В годы Кавказской войны, по мере поступательного движения адыгского общества на пути к государственности, в Западной Черкесии получил распро- странение еще один тип поселений – мехкеме. В 1849-1859 гг. комплексы мех- кеме являлись религиозными, судебными, жандармско-полицейскими и воен- ными центрами одноименных административно-территориальных единиц в рамках политического образования Магомет-Амина. В силу подобной много- функциональности, в состав такого комплекса входили мечеть, духовное учи- лище, помещение для проведения собраний Совета мехкеме и судебных разби- рательств, помещение для полицейских - муртазаков, тюремная яма и застенок, склад провианта43. Аналогичную структуру, видимо, имела и главная резиден- ция Великого Меджлиса на р. Сочи, а также и его региональные центры (1861- 1862 гг.). По окончании Кавказской войны у адыгов вновь возобладала сельская мо- дель жилищно-поселенческого комплекса. Только десятилетия спустя адыги постепенно возвращаются в городскую среду. На рубеже XIX — XX вв. в Ека- теринодаре — главном городском центре притяжения западных адыгов — уже существовала достаточно многочисленная черкесская община, располагавшая собственной недвижимостью. При этом некоторые адыги, имевшие к тому вре- мени инженерное образование, могли сооружать дома по разработанным ими проектам, руководствуясь собственными представлениями об архитектурной эстетике. Таковы, например, особняки Траховых, Улагаев, Батырбека Шардано- ва44. На средства местных адыгов возводятся общественные сооружения, как например, здание Екатеринодарского горского словесного суда или горской школы в Майкопе. Постепенные изменения в поселении и жилище адыгов под воздействием русской культуры начались сразу после войны. На заключительном этапе войны горная полоса Северо-Западного Кавказа была "очищена” от коренного населения. Горные аулы прекратили свое суще- ствование, а их обитатели, избежавшие изгнания в пределы Османской импе- рии, выдворялись на плоскость, где либо расселялись небольшими группами и отдельными семьями по аулам равнинных адыгов, либо образовывали крупные многодворные поселки. Весьма показательно, что собственные наименования подобных новообразований стали преимущественно формироваться не по ан- тропонимическому принципу (как ранее), а образовываться от топонимов — близлежащих объектов местности (например: Псейтук, Уляп, Ходзь, Блечепсин и др.) либо определялись субэтнической принадлежностью основной массы на- селения аула (Адамий, Егерухай, Хатукай, Мамхег). При этом значительно уси- лилась субэтническая "мозаичность” аулов. Так, по данным Е.Д. Фелицына 1880-х гг., шапсуги оказались разбросаны по 39-и адыгским селениям Кубан- ской области, абадзехи — по 62-м!45 Вместе с тем, прекращение боевых действий и обретение относительной стабильности в составе российского государства подвигло адыгов к коренному переустройству своего жилищного быта. Планировка адыгских аулов становится менее скученной, более упорядо- ченной. Исчезают общие ограды — реалии военного быта. В адыгских селениях появляются новые, несвойственные ранее структурные элементы — торговые заведения, небольшие промышленные предприятия (кирпичные, черепичные заводы, лесопилки и др.), почтовые станции, учебные заведения46. Центр селе- ния смещается к аульному правлению — символу нового гражданского состоя- ния адыгского социума. С появлением стационарных поселений был поколеблен и адыгский аске- тизм в жилищной сфере, в которой при сохранении главным образом многове- ковых традиций, намечаются новые тенденции, все зримее проявляющиеся на протяжении пятидесяти послевоенных лет. Так, при застройке двора наряду с традиционным турлуком начинают при- меняться и новые материалы — саманный и обожженный кирпич, камень, де- рево; при этом турлучные, дощатые и рубленые постройки нередко возводят на жестком каркасе47. Значительно усиливал конструкцию жилища и фундамент – чаще из камня на глиняном растворе. Можно предположить, что первоначально (возможно, даже до окончания Кавказской войны) фундамент появился в гор- ном жилище как защита от излишней сырости и как способ выравнивания по- верхности пола48. Стены домов и внутренние перегородки делают уже неразъ- емными. В домах появляются дощатые полы и потолки, используется застекле- ние окон, наиболее состоятельные члены общины покрывают крышу черепицей и жестью. Совершенствуется и система отопления — наряду с адыгским очагом (а за- тем и вместо него) в домах устанавливаются и заимствованные у русских более экономичные печи различных систем – обитые железом «голландки» и «утер- мановские» печи, металлические «буржуйки», а затем и кирпичная печь- плита49. За традиционным очагом сохраняется только функция приготовления пищи. Эволюционирует и планировка адыгских жилищ — так, например, все ча- ще для гостей отводится не отдельная постройка, а одна из комнат большого дома. При сохранении вытянутого в плане дома с двумя входами (унэ кIыхь), исключительно редким явлением была постройка квадратного дома с сенями (унэ зэхэт). Получают распространение предметы домашнего обихода фабричного производства: стеклянная и металлическая посуда, самовары, керосиновые лам- пы, мебель (высокие столы, стулья, деревянные кровати), ковры, одеяла, пухо- вые подушки и др.
| |